– Не переживай. Мои возможности всегда были и будут ограничены. Твои – бесконечны. И ты большой молодец.
Я не до конца поняла, что он имеет в виду, и я уверена – Лин тоже. Но он неожиданно весь покраснел и даже выпалил какие-то благодарности. А Эвер – совсем тихо, но я услышала – добавил:
– Если, конечно, ты перестанешь ограничивать их сам.
В первый вечер следующей Кошмарной недели, поставив на стол молоко в кубках, Эвер сел в изголовье моей кровати и сказал мне, уже забравшейся в постель:
– Орфо, перестань, пожалуйста, это делать.
– Что? – Я невинно округлила глаза, а под одеялом сжала кулак с флакончиком.
– Ты знаешь, – сухо ответил он. С этим строгим, сосредоточенным взглядом он казался намного старше своих восемнадцати.
– Не-а. – Я помотала головой. Параллельно я прикидывала, как бы его отвлечь, чтобы он встал и отвернулся от кубков.
Эвер вздохнул. Бледные пальцы его, дрогнув, потянулись к горлу, к розовому «ошейнику», от которого осталась только пара маленьких рубцов возле кадыка. Я уже знала – это нервный жест. Эвер делает так, когда сильно переживает. А еще когда ему что-то вспоминается.
– Не опаивай меня, – наконец прямо попросил он. Рука опустилась, так и не коснувшись кожи. – Не нужно, ведь я очень боюсь, что ты пострадаешь. Упадешь с кровати и сломаешь шею, или случайно задушишь себя, или расцарапаешь…
– Я не всегда сплю, пока ты… – Отнекиваться я не стала, поняв, что бесполезно, и сразу бросилась спорить. Но Эвер не дал мне перебить.
– И я вдвойне прошу тебя этого не делать, потому что с такими веществами у меня связаны не лучшие воспоминания.
Я закрыла рот. Эвер хрипло выдохнул, положил руку на колени и, сжав кулак, посмотрел мне в глаза.
– Мой хозяин иногда так опаивал меня. Чтобы делать некоторые вещи. С моим телом. Когда я сопротивлялся слишком сильно. Когда… не мог расслабиться.
Между нами повисла тишина. Я понимала, что спрятаться в ней под одеяло с головой и сгореть там от стыда – плохое решение. И просто смотрела в ответ, не решаясь даже пошевелиться.
– Если тебе правда это так важно, я буду чаще спать днем, – как ни в чем не бывало продолжил Эвер. Его застывшие глаза снова стали немного живее. – Но пожалуйста, прекрати то, что ты придумала. И вообще сонное зелье – это не игрушка.
– Я понимаю, – пролепетала я. В горле совсем пересохло, я схватила свое молоко. – Прости! Пожалуйста! Я хотела как лучше.
– Знаю. – Эвер кивнул. Его улыбка немного приободрила меня. Он взял свой кубок, стал не без опаски нюхать.
– Да нет там ничего, нет! – Я выпростала из-под кровати вторую руку и показала ему флакон на раскрытой ладони. – Я не успела.
– Ну и славно. – Он забрал зелье, задумчиво повертел в руке, потом встал, отошел и поставил на подоконник. – Очень славно. А теперь скажи-ка мне…
– Да? – Я подалась немного вперед. Уши горели: я была уверена, что сейчас пойдут вопросы вроде «Сколько уже раз ты надо мной издевалась?». Но Эвер спросил другое:
– Ты представляешь, сколько приблизительно у тебя скопилось таких пузырьков?
Я пожала плечами:
– Не-а.
– Можно посчитать?
Я кивнула, слезла на пол, мы с Эвером заглянули под кровать и нашли в сундуке семь бутылочек. Мало. Я точно помнила: в начале месяца их было одиннадцать. Еще одна стояла на подоконнике… значит, три пропали.
– Что-то не так? – вкрадчиво спросил Эвер, когда мы вылезли на свет.
У меня пока не было ответа, но что-то подсказывало мне, что он прав. А еще что-то – скорее всего, волшебная интуиция, – что я догадываюсь, где, а точнее, в ком проблема.
Кошмарную неделю мы пережили без приключений и преступлений: я страдала, как волшебнице и подобает, Эвер присматривал за мной, а потом под моим присмотром дремал днем в саду. Все это время мы будто и не вспоминали о флакончиках, но я знала: он думает о них так же, как я. Лин с нами не общался – у него было много дел с отцом. К концу недели флакончиков под кроватью стало шесть. А отоспавшись после своего последнего наказания и выйдя утром в сад, я увидела, как Лин и Эвер шепчутся, сидя на скамейке в самом дальнем углу. Их позы казались напряженными. Оба жестикулировали.
Я подошла бесшумно и отлично услышала несколько фраз.