– Он… он их не посылал! – разрыдалась она. – Кто-то просто шутит.
– Мэй, ты не должна противиться только потому, что это книги того сорта, которые бы не выбрал американец, – утешила Пэтти. – Ты же знаешь, что у англичан странные вкусы, особенно в том, что касается книг. Там все читают Марию Корелли.
В следующую субботу в город отправилась партия девочек за покупками и на дневной спектакль. Среди прочих поручений, класс по искусству посетил магазин фотографии, чтобы купить снимки некоторых ранних итальянских живописцев. Не проявив глубокого интереса к Джотто и его разновидности, Пэтти принялась не спеша прохаживаться по кругу и осматриваться. Она наткнулась на стопку фотографий актеров и актрис, и глаза ее сверкнули при виде большого снимка неизвестного исполнителя главной роли, у которого были закрученные усы, ямочка на подбородке и большие, трогательные глаза. Он был одет в охотничий костюм и не скрывая демонстрировал хлыст. Фото являлось последним словом в романтизме двадцатого века. И, что самое великолепное, оно было снабжено лондонской маркой!
Пэтти незаметно оторвала остальных членов комитета от исследования Фра Анжелико, и три головы восхищенно склонились над находкой.
– Изумительно! – вздохнула Конни. – Но она стоит полтора доллара.
– Нам придется навсегда остаться без газировки! – заметила Присцилла.
– Да, она дорогая, – подтвердила Пэтти. – Но, – она стала заново рассматривать влажные, прелестные глаза, – я совершенно убеждена, что она того стоит.
Они скинулись по пятьдесят центов, и фотография была в их распоряжении.
Четким почерком с наклоном влево, который Мэй стала ненавидеть, Пэтти сделала по всей ширине фото нежную надпись по-французски и подписала полным именем «Катберт Сент-Джон». Она вложила его в простой конверт и попросила несколько удивленного клерка отправить по почте в будущую среду утром, поскольку это был подарок к юбилею, который не должен прибыть раньше положенного срока.
Снимок был доставлен с пятичасовой почтой и вручен Мэй, когда девочки выходили гурьбой с послеобеденных занятий. В гнетущей тишине она взяла его и удалилась в свою комнату. За нею по пятам следовало с полдюжины ее ближайших подруг: Мэй стоило большого труда завоевать сторонников, и теперь от них нельзя было избавиться.
– Открывай его, Мэй, скорее!
– Как ты думаешь, что там?
– Это не цветы и не конфеты. Очевидно, он задумал что-то новенькое.
– Мне все равно, что там находится! – Мэй злобно швырнула пакет в мусорную корзину.
Айрин Маккало выудила его и разрезала бечевку.
– О, Мэй, это его фотография! – завопила она. – И он со-вер-шен-но ве-ли-ко-ле-пен!
– Вы когда-нибудь видели такие глаза!
– Он завивает усы или они такие от природы?
– Почему ты не сказала нам, что у него на подбородке ямочка?
– Он всегда ходит в такой одежде?
Мэй разрывалась между любопытством и злостью. Вырвав у них фотографию, она бросила взгляд на печальные карие глаза и закинула ее лицом вниз в ящик комода.
– Больше никогда не упоминайте при мне его имени! – велела она и, сжав губы, начала расчесываться к ужину.
В пятницу – день покупок в деревне – Пэтти, Конни и Присцилла заскочили к цветочнику оплатить счет.
– Два букета подсолнухов, один доллар, – звонким голосом объявил продавец из глубин магазина, как вдруг сзади послышались шаги, и они оказались лицом к лицу с Мэй Мертель Ван Арсдейл, завернувшей сюда с этой же целью.
– О! – сказала она свирепо. – Я могла бы догадаться, что это вы трое.
Какое-то время она молча разглядывала их, потом упала на грубо сколоченный стул и уткнулась головой в прилавок. За последнее время она пролила столько слез, что они начинали течь сами по себе.
– Наверняка, вы расскажете всей школе, – рыдала она, – и все станут смеяться и… и….
Три подруги смотрели на нее с непреклонным выражением лица. Несколько слезинок не способны были их растрогать.
– Ты сказала, что Розали – глупая маленькая гусыня, которая суетится по пустякам. – Напомнила ей Присцилла.
– А он, во всяком случае, был из плоти и крови, – молвила Пэтти, – несмотря на свой кривой нос.