— Ну, что? Ты готов, друг мой? — Конрад сидел в большом шатре Бриана де Буагильбера, отпивая глоток за глотком вино из серебряного кубка. Роскошная ткань расстилалась под ногами рыцарей, призванная служить своеобразным ковром. Посреди располагался стол, ломившийся от еды и вина. Трое оруженосцев де Буагильбера мелькали словно нити, натянутые на прялку, боясь разозлить любой оплошностью своего хозяина. Они начищали до блеска его доспехи, успели подготовить его сильного боевого коня и уже готовили оружие.
— Да, готов, — ответил Бриан, отпивая терпкое вино прямо из стоявшего рядом кувшина, подавляя свое нарастающее негодование. — Только не пойму, где Альберт? Он уже должен был вернуться, но его шатер по-прежнему пуст, а эти олухи ничего не знают, где их хозяин!
— Успокойся, Бриан, — Конрад налил себе еще вина. Он не собирался принимать участие в турнире, но не мог отказать себе в том, чтобы понаблюдать.
Конрад очень хотел видеть де Буагильбера победителем, тем самым проучить сторонников Ричарда и его зазнавшихся рыцарей. — Он придет. К началу-то явится. Да, кстати, вроде бы, ваш устав запрещает участие в подобного рода забавах.
— Это так, но теперь, в Акре… — Бриан чуть помедлил, мысли о том, что капитул никак не могли назначить, не давали ему покоя. — Мы здесь хозяева и вправе вести себя так, как посчитаем нужным. Кто же посмеет пенять нам, рыцарям Сионского Храма, как мы должны себя вести! Не смеши меня, Конрад!
С этими словами он залпом выпил оставшееся в кувшине вино.
— Пойду пройдусь немного, — Бриан вышел из своего шатра, солнце начинало прятать свои лучи на горизонте. Рыцари потихоньку начали облачаться в доспехи, а их оруженосцы подготавливать коней.
Темные внимательные глаза храмовника скользили по собравшейся толпе в надежде отыскать среди них Мальваузена, который должен был выступить вместе с ним против рыцарей Ричарда. Но время шло, а Альберт так и не появлялся. Бриан злился, один из его оруженосцев как раз тащил его начищенные доспехи, не заметив своего хозяина, несчастный столкнулся прямо с грозным рыцарем и повалился на землю.
— Разрази меня гром! — проревел Буагильбер, награждая сильным пинком одного из своих оруженосцев. — Чертово отродье! Где ты шляешься?! Смотри под ноги, иначе, клянусь пресвятой Богородицей, я из тебя сделаю отбивную и скормлю псам!
— Знакомый голос! — Альберт неслышно приблизился к своему другу и не смог сдержать улыбки при виде валяющегося на земле оруженосца со всем скарбом Буагильбера в придачу. — Так может браниться лишь один единственный славный рыцарь во всей христианской земле!
— Альберт… — выдохнул тот, оборачиваясь на знакомый насмешливый голос. — Наконец-то! Где ты был? Где твой плащ?
— Я отлично прогулялся, а потом был у себя в доме и даже немного поспал, — легкая улыбка снова тронула губы Мальвуазена. Он казался совсем другим, каким-то спокойным и непринужденным. Глаза его светились непонятной радостью, а рассуждения о прогулке и послеполуденном сне вообще показались Буагильберу бредом. Видимо, это так жара подействовала на его друга, но ему пришлось удовлетвориться таким объяснением, ибо пускаться в расспросы Бриану было некогда.
— Идем, еще успеешь переодеться, — он подтолкнул хохочущего Альберта к шатру.
***
Мальвуазен сменил свое одеяние, двое оруженосцев проворно затягивали на его доспехах крепления, а его боевой конь уже давно ждал его у шатра. Неподалеку раздавалось пение хоралов — рыцари Храма заканчивали свою молитву перед боем.
Стройный глубокий хор мужских голосов обращался к Господу.
Libera me, Domine, de morte æterna,
in die illa tremenda, in die illa.
Quando coeli movendi sunt,
quando coeli movendi sunt et terra.
Dum veneris judicare saeculum per ignem.
Tremens, tremens factus sum ego,
et timeo, dum discussio venerit
at que ventura ira.
Dies illa, dies iræ,
calamitatis et miseriæ.
Dies illa, dies magna
et amara, amara valde.
Requiem æternum donna eis, Domine,
et lux perpetua luceat eis, luceat eis.
Избави меня, Господи, от смерти вечной
В тот страшный день,
Когда содрогнуться земля и небеса,
Когда придешь Ты судить
Род людской на муки огненные.
Трепещущий, готовлюсь я и убоюсь
благоговейно Грядущего суда
И грядущего гнева.
Тот день, день гнева,
День суда и милосердия,
День великий и прегорький.
Вечный покой даруй им, Господи,
И вечный свет воссияет им.
У самых стен Акры были возведены помосты и ограждения. Специальные места под навесами и балдахинами были предназначены для знатных королевских особ, магистров и командоров орденов, кто не участвовал в турнире.
Ричард и сам оказался не прочь выйти на ристалище, не став отказывать себе в этом удовольствии. Прослыв отъявленным любителем жестоких забав, для него не было ничего лучше, чем заколоть кого-нибудь еще до обеда. Снискав славу кровожадного и жесткого предводителя христиан, против него мало кто отваживался выступать на турнирах.
Сторонники английского короля находились на другой стороне, чуть в отдалении. Их цветные шатры составляли разительный контраст с богатым убранством французских рыцарей и храмовников. Собравшийся цвет рыцарства предвкушал расправу над своими противниками, с которыми они не могли схлестнуться в открытом бою.
— Сегодня на редкость хорошая погода, — просто пропел Мальваузен, затягивая подпругу своего коня.
— Да, что с тобой, Альберт? — Бриан тоже был одет в боевое облачение, мечтательный странный вид его друга вызывал недоумение. — Такое ощущение, что накануне тебе снились одни лишь восточные гурии!
— Ничего, — ответил храмовник, закончив с подпругой и вскакивая на своего боевого коня. Легкая улыбка озарила его лицо. — Я очень счастлив, друг мой. Счастлив, что наступило мирное время, и каждый может заняться своими обязанностями, — попытался выкрутиться Альберт, он уже пожалел, что сказал чуть больше, чем нужно было. — А теперь, друг мой, мы наваляем этим саксонским выродкам!
— Не раньше, чем наваляют тебе, нормандский ублюдок! — голос, который раздался совсем рядом, был совсем молоды, но твердым. Молодой саксонец, светловолосый и голубоглазый, держал в одной руке повод своего коня, а в другой кольчужные рукавицы.
Такой дерзости никто из них не ожидал, Мальваузен и Буагильбер переглянулись между собой.
— Кто это там тявкает? — Альберт развернул своего коня в сторону молодого сакса.
— С тобой, нормандский ублюдок, говорит саксонский рыцарь Уилфред Айвенго, — продолжал молодой рыцарь.
— Ты посмотри-ка! Никак не уймется, — Бриан хотел было подойти ближе и уже был готов прямо здесь отвесить невежде хороший удар, но в это самой время появился сенешаль, объявляя рыцарям, что они должны занять свои позиции.
— Повезло тебе, щенок, иначе я бы снес тебе твою неразумную голову! — процедил Альберт, закрывая забрало и поворачивая коня в сторону ристалища.
— Посмотрим, чья голова полетит первой, ты как никто этого достоин, Мальвуазен, насильник, позор своего ордена! — крикнул саксонский рыцарь так громко, что остальные рыцари, стоявшие рядом, стали оборачиваться.
— Что ты сказал, саксонский щенок?! — Буагильбер разозлился не на шутку. Подобное обвинение, да еще высказанное прилюдно в сторону рыцаря Храма, его друга, было очень серьезным.
— Что слышал, храмовник! — ответил сакс.
— Тогда молись, хоть самому черту! — прорычал Буагильбер — Я отучу тебя клеветать на рыцарей священного ордена Храма!
— К твоим услугам! — с этими словами Уилфред, спокойным шагом направился в противоположный конец ристалища, ведя под узцы свою лошадь.