Страсть овец к подражанию невольно удивляла. Большинство их мало доверяло своему опыту и предпочитало полагаться на мнение большинства. Ради опыта я пробовал рассыпать подкормку сзади отары. Казалось, для «желтых», обычно составлявших арьергард, выпала редкая удача. Рядом лежит корм, и никто еще об этом не знает, даже бодливые и пронырливые козы, которые уж никогда бы не позволили овцам спокойно полакомиться. Но нет, «желтолобые» овцы беспокойно принюхиваются, но подойти не решаются, даже отодвигаются подальше от соблазна. Иное дело, когда я рассыпал подкормку перед «красными» овцами. Здесь уж никто не зевал. Вслед за ведущими и «желтолобые» старались ухватить клочок.
Я старался прервать движение отары в самом начале, когда еще только зарождался поток овец, только начиналась гонка преследования и красные еще только ускоряли темп переходов, но еще не бросили пастьбы, не тронулись вперед. Я бдительно сторожил этот момент, спешил повернуть авангард вспять. Проходило двадцать или более минут, пока передовые овцы, пройдя сквозь отару, выходили на свободное место, пока вновь разворачивалась за ними вся отара. Мало того, мне иногда удавалось толкнуть овец с фланга, закрутить отару так, что она теряла всякий порядок. Случалось, на целый час у нас воцарялся беспорядок. Овцы чувствовали его, чаще блеяли, скликая подружек, паслись урывками, были более пугливы, однако движения в каком-нибудь одном направлении не возникало.
Рекомендовать такой прием как способ борьбы с уходами отары я все же не мог. Ведь нарушалось самое главное — пастьба овец. Им лучше жилось, когда отара сохраняла свой естественный строй.
Мне уже приходилось убеждаться, как чутко следят овцы за тем, чтобы не остаться в одиночестве, как не забывают ни на миг, где отара, где соседи. Пытаясь получше узнать, как они ориентируются, я с помощью пастухов завязывал овцам глаза. Мы надели овцам платочки, словно богомольным старушкам, и этим сильно озадачили их товарок. Тотчас к подопытным животным стали собираться овцы, не только заинтересованные, но и испуганные и нарядом, и поведением «ослепленных овец». А те, помотав головой, сначала бестолково шли, куда несли ноги, но, отойдя от отары, тотчас чувствовали это — может быть, по шуму или по запаху, — возвращались обратно. Через полчаса они привыкали к такой «слепой» жизни, держались все время с подветренной стороны от отары, явно ориентируясь по запаху.
Чабаны рассказывали мне, что весной, когда сияние солнца тысячекратно умножается снегами, случается, овцы слепнут. Однако они подолгу выживают в отаре, находя ее по запаху, отыскивая обонянием и на ощупь корм.
Манас и Киик, конечно, заметили мои старания помешать возникновению в отаре токов. Они с большим интересом наблюдали, удаются ли мои попытки. Однако их тревожило, что овцы стали меньше есть, больше ходят с места на место, беспокоятся. В конечном итоге мы приводили отару в горы не для того, чтобы управлять ею или проводить эксперименты. Овцы должны были пастись.
Однажды во время отдыха мы, как обычно, развели костер, занялись чаевкой, но я то и дело прерывал отдых, все старался помешать передовым овцам уйти в сторону, увести за собой отару.
— Пускай идут, — вступился за отару Манас. — Здесь широкое место, пусть живут, как хотят.
Я не огорчился. Напротив, мне годился любой поворот событий. Возможность распустить отару давала еще одну возможность для наблюдений и выводов. Когда в очередной раз среди овец началось движение, обгоняя друг друга, они уходили все дальше к зубчатой пиле скал, я не вмешивался, хотя и был настороже, держал наготове записную книжку. Все большее число овец выстраивалось вереницами.
Отара шла вперед и в то же время расходилась в стороны. Вскоре она приобрела форму дуги. Выйдя вперед или на край отары, овцы начинали было пастись, но масса других овец, еще оставшихся сзади, теснила их. Группки овец — по две-три вместе — быстро расползались по пологим склонам, пока каждой из них не досталось свободное местечко. Отара разошлась вширь на километр. Вслед за передней дугой метрах в пятидесяти позади возникла вторая, а потом еще и третья. Я наблюдал то же явление, что и в Бадхызе у архаров.
Движение отары прекратилось само собой. Она разошлась очень широко, группы овец спустились в ложбины, затерялись среди скал.
— Знаешь эти места, не потеряем овец? — спросил я Манаса.
— Немного знаю, — отвечал он. — Раньше чабаны подолгу здесь жили, не ходили вниз.