Овазбек облазил близлежащие ущелья, осмотрел все вокруг в бинокль. Вероятно, он искал останки пропавшей ячихи с малышом, но я не стал его расспрашивать.
Около часа дня Овазбек показал мне ячиху, отошедшую далеко в сторону от стада.
— Наверное, собралась телиться, пойдем к ней.
Мы приближались, насколько могли, осторожно, но все же ячиха пыталась уйти дальше, оглядывалась на нас, недовольно взмахивала хвостом. Потом ей, очевидно, стало не до нас. События разворачивались очень быстро. Стараясь быть проворнее, я то записывал наблюдения, то щелкал секундомером, то брался за кинокамеру. Овазбек молча и с большим вниманием следил за моей работой. Через двенадцать минут новорожденный попробовал подняться на передние ножки, а еще через минуту уже целых двадцать секунд простоял. Пятнадцати минут от роду ячонок, словно заведенный, бродил вокруг матери. Еще плохо слушавшиеся ноги часто относили его на несколько шагов в сторону, и тогда ячонок, забеспокоившись, убыстрял поиск, пока перед ним не оказывалась черная громада матери. Я чувствовал, что он не знает еще образа матери и видит в ней лишь большой движущийся предмет. Им, вероятно, управляла врожденная реакция следования, но проверить это в эксперименте я не решался. Не хотелось нарушать естественного хода событий.
Оказавшись под ячихой, малыш тотчас же задрал голову, а прикосновение длинной шерсти заставило его чмокать губами. Мать неутомимо вылизывала его и словно подталкивала к вымени. На двадцать пятой минуте после рождения ячонок стал сосать.
Между тем Овазбек начал беспокоиться. Ведь дорога к нашей палатке была неблизкой.
— Что будем делать? — спросил Овазбек. — Наверное, давай домой, лошадей проверь, а я подежурю в стаде.
Я наотрез отказался.
— Как же будешь ночевать без палатки? Замерзнешь.
— Ничего, не в первый раз. Рубашка меховая есть — скоротаю ночь.
Овазбек пробовал меня уговорить, но я и думать не мог прервать начатое наблюдение. Тогда чабан неуверенно спросил:
— А не побоишься остаться один ночью? Я к палатке пойду. Нельзя лошадей оставить на ночь одних, да и Аким должен приехать. Завтра погоним стадо вниз, к кошаре.
— Езжай, езжай, — согласился я. — Буду здесь, никуда не денусь.
Овазбек ушел, а я остался возле новорожденного и его матери. Постепенно все стадо приблизилось к нам, и мне снова повезло. Совсем неподалеку начался отел еще у одной ячихи.
Я хотел проверить свои наблюдения: действительно ли ячонка в первые минуты после рождения привлекает любой большой движущийся предмет, существует ли у него врожденный рефлекс следования, рефлекс поднимания головы при затемнении сверху? Едва ячонок научился ходить, я отогнал мать. И что же — малыш следовал за мной, словно просил его вылизать. Правда, когда я наклонялся над ним, он поднимал голову неохотно.
За этим занятием я почти не замечал, как шло время, и ко мне вплотную приблизилась тень горы. Начало быстро темнеть. Срочно выбрав площадку поровнее, я набросал на нее лап арчи. Ночлег был готов, и я после отлично проведенного дня лег. Лишь мысль о погибшей ячихе и ее малыше огорчала меня. Ночь выдалась звездной, показалась и луна. Алай стоял передо мной, словно старая крепостная стена, сильно разрушенная, но еще высокая и грозная. Жаркий день — пожалуй, первый со дня моего приезда — сильно поубавил на горах снегу, но в ущельях и ложбинах его еще осталось немало. Эти белые полосы, словно незагоревшие морщины, светились на темном лице гор. Почему-то мне вспомнилось лицо Овазбека. Я подумал, что он, наверное, сейчас варит на костерке чай, в палатке тепло и уютно. Поначалу я тоже не слишком мерз и поэтому быстро заснул.
Разбудил меня топот стада, фырканье, стук падающих камней. Я закричал, не столько боясь за яков, сколько за себя: казалось, стадо раздавит меня. Вплотную окруженный почти невидимыми в темноте животными, я выстрелил в воздух. Яки не тронулись с места, но их возбуждение постепенно улеглось. Вероятно, напуганные волками, они долго не решались отходить от меня далеко. Почему-то я вспомнил, как они тянулись ко мне в первый день черными носами, словно знакомясь и запоминая мой запах. И мне было приятно, что яки уже начали признавать меня своим.
Остаток ночи я спал мало. Близкие шаги тяжелых животных немного смущали меня. В это первое мое самостоятельное дежурство я не только охранял, но и побаивался своих подопечных.
Утром, когда пригрело солнце, а яки разошлись на выпас, я снова «поработал» с ячатами. Старший уже не хотел ходить за мной, четко отличая мать. Он уже хорошо знал и ее внешний облик, и голос. Около одиннадцати на перевале показался як, а за ним две фигурки людей. В бинокль я заметил и маленького ячонка.