— Нет партизан! Мы за Германию!
Все это сопровождали женские визги и причитания. Селяне всегда кричат. Не понимают, что эти крики ужаса и боли — нет для бойца специальной полицейской группы музыки прекраснее на свете.
Обычно во время таких визитов быстро появляются вещи, продукты, табак. И золото. У поляков всегда есть золото или еще что-то ценное. Пусть не так много, как в городских еврейских квартирах. Но тоже лишним не будет.
На этот раз все пошло криво. Хозяин упирался и кричал, что неделю назад сам сдал полиции двоих партизан. Голосил, что ничего ценного в доме не закопано. Еще что-то твердил, упрямился, цеплялся за рукав Кургана. И вывел его из себя.
— Разберись, — кивнул командир команды Хохлу, и тот потащил хозяина дома во двор.
Видимо, Хохлу недостаточно хорошо объяснили, что надо делать. Во дворе раздалась короткая очередь. Когда Курган выскочил на порог, польский пан уже отдал богу душу.
Еще громче резанули слух женские причитания и проклятия. Последовали звуки ударов прикладов — наконец-то полицаи удосужились уложить на землю все семейство.
Вот только в неразберихе дочь хозяина умудрилась сбежать. Ну, сбежала и сбежала — и ладно. Но это была та роковая случайность, которую не предусмотришь.
Женщина выбежала на околицу, к дороге. А тут мимо проезжала пехотная рота танкового полка.
Беглянка заголосила, что верных фюреру простых польских селян убивают партизаны. А в роте оказался переводчик, который дословно перевел слова командиру.
Колонна свернула в деревню. Немцы выскочили на ходу из машин, взяли «партизан» на прицел. Сгоряча прострелили ногу стоявшему у ворот Хохлу.
— Мы специальная команда полиции! — закричал Курган, подняв руки и опасаясь спровоцировать новую стрельбу. — У меня в кармане все необходимые документы о наших полномочиях!
Переводчик добросовестно все перевел. Обер-лейтенант подошел к Кургану, буравя его подозрительным взором:
— Что вы здесь делаете?
О том, что тут делают полицаи, было видно по безжизненному телу поляка у ворот.
— Проверяем партизанское гнездо на предмет врагов рейха! — отчеканил Курган.
— Копия приказа? Кто сопровождает вас из немецких командиров?
— Мы проводим самостоятельные мероприятия, господин обер-лейтенант, — брякнул Курган.
— Тогда вы бандит, а не полицейский.
— Но мы работаем в команде СД.
— Да? — растянул губы в улыбке обер-лейтенант — судя по всему, СД он сильно не любил. — Вот пусть СД с вами и разбирается. А я подам соответствующий рапорт, чтобы тщательно разобрались по сути дела.
— Но…
— Арестовать! — кивнул обер-лейтенант своим солдатам.
Полицаев немцы увезли под конвоем. А заодно для порядка прихватили двух сыновей убитого хозяина дома. Таков славный германский Орднунг…
Часть вторая. Ни шагу назад
Глава 1
Бандиты загружали последние мешки с сахаром в реквизированный грузовичок «ГАЗ». На земле хрипел, пуская ртом кровавые пузыри, порезанный сторож продовольственного склада.
Я встал перед бампером полуторки с работающим двигателем. Вскинул автомат ППШ — его ствол теперь смотрел прямо в лоб водителю. У того отвисла челюсть, он замер, не отваживаясь дать по газам.
— Стоять на месте! — Младший лейтенант госбезопасности, командовавший нашей патрульной группой, дал короткую очередь вверх. И она охладила пыл пытавшихся броситься наутек бандитов.
И вот вся эта густо татуированная троица стоит у стены склада. Такую публику я знал, как облупленных — наглые, готовые на любую подлость и подвох, опасные, как скорпионы.
С ними все было ясно. Факт налицо.
— Согласно постановлению Государственного комитета обороны «О введении в Москве осадного положения» за мародерство и бандитизм приговор приводится в исполнение на месте! — отчеканил младший лейтенант НКВД строго и четко, будто гирьки ронял на весы правосудия, которое он сейчас воплощал в своем лице.
Они что-то кричали, умоляли. Но это уже не имело никакого значения. Рявкнули автоматы.
Жалости у меня к этим мерзавцам не было никакой. Кому война, а кому — мать родна. Кому-то хаос, а кому пожива. Так что теперь пусть не обижаются!
Середина октября. В Москве второй день царила полная неразбериха. Троллейбусы не ходили. В метро не пускали. Ветер гнал по асфальту бумаги — еще недавно важные документы из эвакуируемых конторок, а теперь никому не нужные скомканные листы. То здесь, то там возникали человеческие водовороты. Народ волновался. Поднимался крик, сопровождаемый порой откровенными обвинениями в адрес руководства страны. Город стал неузнаваемым.