Боадил решил немного отодвинуться, чтобы освободить свою пасть, поэтому хватка его колец немного ослабела. Мне удалось встать на колени. Миштиго так и остался придавленным к земле. Моя правая рука еще немного соскользнула, и голова чудовища вот-вот могла вырваться. И в следующее мгновение я услышал громкий крик, и почти сразу же по телу боадила пробежала дрожь. Я рванул руки, почувствовав, как на секунду сила этой твари резко уменьшилась. Раздалось ужасное щелканье зубов и последнее напряжение тела. На мгновение я потерял сознание.
Затем я стал освобождаться из объятий обмякшего тела боадила, пронзенного острием деревянного копья. Жизнь покидала чудовище, и движения его стали скорее судорожными, чем агрессивными.
Еще дважды его удары повергали меня наземь, но мне удалось высвободить Миштиго, после чего мы отбежали метров на пятнадцать и стали наблюдать за агонией боадила. Смерть наступила далеко не сразу.
Рядом с чудовищем невозмутимо стоял Хасан. Ассегай, на упражнения с которым он потратил столько времени, сделал свое дело.
Когда Джордж произвел вскрытие этой твари, мы узнали, что острие пронзило тело в двух дюймах от сердца, прервав главную артерию.
Кстати, у него оказалось две дюжины ног, которые, как и можно было ожидать, были поровну распределены по обеим сторонам тела.
Рядом с Хасаном стоял Дос Сантос, а рядом с испанцем, как всегда, находилась Диана. Здесь же были и все остальные из нашего лагеря.
— Прекрасный спектакль, — сказал я, тяжело дыша. — Отличный удар. Спасибо.
— Не за что. Карачи. — пожал плечами Хасан.
«Не за что», — сказал он. Если бы тогда он хотел убить меня, то для чего ему понадобилось спасать меня сейчас от боадила?
Если только не было на самом деле правдой то, что он сказал еще тогда, в Порт-о-Пренсе, — то, что его наняли, чтобы он охранял веганца. Если в этом у него главное задание, а убить меня лишь побочное, то ему нужно было спасать меня в качестве еще одного средства для сохранения жизни Миштиго.
Но тогда…
Пожалуй, лучше, черт возьми, забыть его.
Наш скиммер должен был прилететь к нам в лагерь на следующий день, и мы должны были отправиться в Афины, сделав одну промежуточную остановку для того, чтобы посадить Рамзеса и его товарищей в Новом Каире.
Я был рад тому, что покидаю эту страну, с ее плесенью, пылью, мертвыми божествами, наполовину являющимися животными. Я уже был сыт по горло всем этим.
Из Порт-о-Пренса на связь вышел Фил, и Рамзее позвал меня в рубку.
— Да, — произнес я в микрофон.
— Конрад, это Фил. Я только что написал элегию в ее честь, и мне хотелось бы прочесть ее вам. Даже несмотря на то, что я никогда с ней не встречался, я старался изо всех сил и, как я полагаю, поработал довольно-таки неплохо…
— Фил, пожалуйста, как раз именно сейчас мне совсем не до поэтических соболезнований. Может быть, как-нибудь в другое время…
— Но это вовсе не что-нибудь, напоминающее анкету. Я знаю, что вы недолюбливали такого рода поэзию, и не могу порицать вас за это.
Моя рука потянулась к выключателю, но через мгновение я остановился и вместо того, чтобы отключить связь, взял одну из сигарет Рамзеса.
— Ну, что ж, валяйте. Я слушаю.
И он начал декламировать. Работа была совсем неплохая. Я многое позабыл, помню только то, что почти через всю планету неслись четкие и ясные слова, а я стоя слушал их, весь покрытый ранами. Он расписывал добродетели нимфы, за которой охотился Посейдон, но которую был вынужден уступить своему брату Аиду. Поэт оплакивал ее судьбу. И пока он читал свою поэму, мой рассудок совершал путешествие во времени в те два счастливых месяца на острове Кос.
Мы стояли на палубе моей лодки, купались и загорали вместе, держась за руки, ничего не говоря друг другу, здесь, на бесконечном пляже, который навсегда остался в наших сердцах.
«Мы стояли на палубе моей лодки», — он закончил этим. Затем он несколько раз прокашлялся, и мой остров растаял, унося частицу моего «я», именно ту частицу, которая была связана с островом Кос.
— Спасибо, Фил, — очнулся я. — Все было прекрасно.
— Я польщен твоей оценкой, — сказал он. — Сегодня днем я вылетаю в Афины. Мне захотелось присоединиться к вам в этой части путешествия. Если только будет ваше согласие…
— Пожалуйста, — ответил я. — Только позвольте, Фил, один вопрос: почему? Откуда такое желание?
— Я решил, что мне надо еще раз увидеть Грецию. Так как вы собираетесь быть там, то это, возможно, напомнит мне старые времена. Мне бы хотелось бросить последний взгляд на некоторые древности.
— Что-то фатальное в ваших словах, Фил.
— Я чувствую, что дни мои клонятся к закату. И поэтому мне хочется еще раз побывать там. У меня предчувствие, что это моя последняя возможность.
— Я уверен, что вы ошибаетесь. Однако все мы будем обедать в «Саду у Алтаря» завтра вечером, около восьми.
— Отлично. Тогда и увидимся.
— До свидания, Конрад.
— Не опаздывайте.
Я принял душ, обмазал целебными мазями раны и переоделся в чистую одежду. Затем я разыскал веганца, который только что закончил такую же процедуру. Я окинул его зловещим взглядом.
— Поправьте меня, если я ошибусь, — заявил я. — Есть одна причина, по которой вы захотели, чтобы я был ведущим этого спектакля, а именно: у меня высокий потенциал выживания. Правильно?
— Да, это так.
— Пока я старался изо всех сил, чтобы мой потенциал способствовал общему благосостоянию.
— Вы так расцениваете то, что в одиночку, безо всякого оружия, набросились на всю группу?
Мне захотелось вцепиться ногтями в его горло, но я сумел сдержаться и опустил руки. Наградой мне была искра страха, промелькнувшая в его расширившихся глазах и заставившая слегка вздрогнуть утолки рта. Он сделал шаг назад.
— Я здесь только для того, чтобы переправить вас в любое место, куда вы захотите отправиться, и доставить вас назад в целости и сохранности. Сегодня утром я едва не стал легкодоступной приманкой для боадила. Я вас предупреждаю, что не собираюсь для вас таскать каштаны из огня или опускаться в ад только для того, чтобы взять огонь для раскуривания вашей сигареты. Если вы теперь пожелаете пойти куда-нибудь один, то сначала проверьте, насколько безопасно данное место, куда вы идете.
Он смущенно отвел глаза в сторону.
— Если же вы не проверили этого, — продолжал я, — то берите с собой вооруженный эскорт, поскольку сами вы оказываетесь без оружия. Вот все, что я должен вам сказать. Если же вы не пожелаете прислушаться к совету, то скажите мне это сейчас же, и я оставлю вас и найду вам другого проводника. Между прочим, Лорел уже предложил мне поступить подобным образом. Так каково же будет ваше слово?
— Лорел на самом деле так сказал?
— Да.
— Как все это странно! Я подчиняюсь вашему требованию. Я понимаю, что оно очень благоразумно.
— Великолепно. Вы говорили, что хотите посетить Долину Царей. Может быть, сегодня? Вас мог бы свести туда Рамзее. Мне не очень-то хочется делать это самому. Что-то я устал. И к завтрашнему отлету, который, кстати, намечен на десять утра, я хотел бы немного отдохнуть. Так что?
Так и не дождавшись от него ответа, я пошел прочь.
К счастью для тех, кто спасся, так и для еще не родившихся, Шотландия не очень сильно пострадала в течение Трех Дней.
Я достал из холодильника ведерко со льдом и бутылку содовой, включил охлаждающий змеевик рядом со своей койкой, открыл виски из своих запасов и провел весь остаток дня, размышляя о тщетности людских устремлений…
Позже, в этот вечер, когда я протрезвел до допустимого уровня и слегка покачивался, я взял себя в руки и пошел подышать свежим воздухом.
Приближаясь к восточному краю предупредительного ограждения, я услышал голоса и сел, облокотившись о крупную скалу и стараясь подслушать, о чем говорят. Я различил монотонный голос Миштиго, и мне очень захотелось узнать, с кем он говорит. Но это не удалось.