— А что тут плохого — родиться на Рождество?
— Боги, согласно местным поверьям, считают это большим нахальством. По этой причине дети, которые рождаются в это время, не являются детьми людей. Они зачаты от различных злых духов, которые пугают местное население, расстраивают их планы и все такое прочее. Этих духов называют здесь Калликанзаридами. Они очень похожи на тех ребят с рогами и копытами, но, правда, некоторые все же больше походят на людей. Внешне они могут смахивать на меня, поэтому мои родители, если только они в самом деле были моими родителями, решили избавиться от меня. Вот почему я был оставлен на вершине холма. Этим был сделан широкий жест — мол, возвращаем дитя его настоящему родителю.
— И что же было потом?
— В нашей деревеньке жил старенький православный священник. Он услышал об этом и пришел к ним. Он им сказал, что они совершили смертный грех и будет лучше, если они побыстрее заберут своего ребенка назад и подготовят его для того, чтобы он, священник, окрестил новорожденного на следующий день.
— О! Так вы еще и крещены?
— Да… — Я закурил сигарету. — Они вернулись за мной. Все правильно. Но потом стали утверждать, что я не тот ребенок, которого они оставили на холме. Они оставили обычного ребенка, на счет которого у них возникли сомнения, что он мутант, а забирать им пришлось уже настоящего урода. Вот что они потом говорили. Взамен они получили гораздо худшего Рождественского ребенка. Никто меня не видел, и поэтому их утверждения нельзя было полностью проверить. Однако священник настоял на том, чтобы они оставили этого ребенка у себя. И как только они смирились со случившимся, они стали бесконечно добры ко мне. Рос я очень быстро и был очень силен для своих лет.
— Но крещение…
— О, это было для них… Как бы наполовину.
— Как это наполовину?
— Во время моего крещения священника хватил удар и через день он умер. Во всей нашей округе он был один, поэтому я не знаю, все ли было выполнено так, как положено.
— Может быть, лучше проделать это еще раз, на всякий случай?
Я внимательно посмотрел на веганца, но не заметил на его лице и капли иронии.
— Нет. Если небо не захотело меня тогда, то второй раз я просить не собираюсь.
Мы расположились на ближайшей поляне и стали ждать скиммер…
В тот день мы прошли примерно с дюжину километров, что можно считать прекрасным, если учесть состав нашей группы. Ребенок был погружен в скиммер и отправлен прямо в Афины. Когда все было готово к отлету, я громко спросил, не хочет ли еще кто-нибудь уехать. Но никто, однако, не отозвался…
Мы полумесяцем лежали вокруг костра. Было тепло и приятно. Хасан прочищал свой обрез с алюминиевым стволом. Приклад оружия был из пластика, и поэтому оно было очень легким и удобным.
Возясь с оружием, Хасан наклонил дуло вперед и медленно стал перемещать его прямо на Миштиго.
Должен признаться, проделал он все это мастерски: полчаса он перемещал дуло едва уловимым движением.
Но когда дуло обреза уставилось в меня, я вскочил и в три прыжка оказался около араба. Я выбил обрез из его рук, и оружие, отлетев метра на три, стукнулось о камень. Рука моя заныла от удара.
Хасан тотчас Же вскочил. Зубы его щелкали, словно курок кремниевого оружия. Мне даже показалось, что из его рта посыпались искры.
— Объяснитесь! — закричал я. — Валяйте, скажите что-нибудь! Все, что угодно! Вы ведь чертовски прекрасно знаете, что собирались только что сделать!
Руки Хасана задрожали.
— Давайте! — подбодрил я его. — Ударьте меня! Всего лишь прикоснитесь ко мне! Затем то, что я с вами сделаю, будет называться самообороной. Даже Джордж тогда не сможет сложить то, что от вас останется.
— Я всего лишь чистил оружие. И вы повредили его, Карачи.
— Случайно оружие не направляют в цель. Вы собирались убить веганца!
— Вы ошибаетесь!
— Ударьте меня! Или вы трус?
— Я не хотел бы ссориться с вами, Карачи.
— Тогда вы действительно трус!
— Нет, Карачи, я не трус!
Через несколько секунд он улыбнулся и спросил:
— Вы не боитесь бросить мне вызов?
Следующий ход был за мной. Я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, что смогу вывести его из себя настолько, что он ударит меня или вызовет на дуэль. Но теперь я понял, что этого мне не удалось сделать. И это было плохо! Очень плохо!
Я был уверен в том, что смог бы одолеть любого врага оружием, которое выбрал лично. Но если оружие будет выбирать он, то все может сложиться совершенно иначе. Каждый знает, что существуют люди с обычными музыкальными способностями и есть люди с особыми способностями. Последним достаточно один, раз прослушать какое-нибудь произведение, и они тотчас же сумеют проиграть его на пианино или на тапинсторе. Они могут взять какой-нибудь новый для них инструмент, и через несколько часов он будет звучать в их руках так, словно они играли на нем несколько лет подряд. Это особый, присущий им талант — способность быстрого проникновения в суть того, что им предстоит сделать.
Именно такой способностью обладал Хасан в отношении различных видов оружия. Может быть, таким талантом обладают и другие, однако этот араб в течение многих десятилетий оттачивал грани своего мастерства, в равной степени учась обращаться с пистолетом и гранатометом.
Кодекс поединков дает возможность ему выбрать средства дуэли, и он был самым искусным из убийц, с которыми мне довелось когда-либо встречаться.
Но я должен был помешать ему, и единственный способ, который оставался в моем распоряжении, — это первым вызвать его на дуэль.
— Аминь! — сказал я. — Я вызываю вас на дуэль.
Он продолжал улыбаться.
— Согласен перед этими свидетелями. Назовите своего секунданта.
— Фил Гребер. А ваш?
— Дос Сантос.
— Прекрасно. Разрешение на убийство и пошлина за одного человека находятся в моей сумке. Поэтому нет нужды откладывать наше занятие надолго. Когда, где и как вы желаете?
— Мы прошли мимо хорошей поляны в километре отсюда.
— Да. Помню.
— Возвращаемся туда завтра на заре.
— Договорились, — кивнул я. — Что касается оружия…
Он достал свой ранец и открыл его. Там было полно всяких интересных штуковин, поблескивающих при свете. Он вытащил два предмета и захлопнул ранец.
Сердце мое упало.
— Праща Давида, — провозгласил он.
Я осмотрел оружие.
— Расстояние пятьдесят метров, — добавил араб.
— Что ж, вы сделали хороший выбор, — сказал я ему, поскольку не держал этого оружия в руках уже более столетия. — Мне бы хотелось позаимствовать у вас одну на ночь, чтобы поупражняться. Но, если вы возражаете, то я сумею сделать ее сам.
— Можете взять любую и тренируйтесь хоть всю ночь.
— Спасибо.
Я выбрал пращу и подвесил ее к поясу. Затем взял один из наших фонарей.
— Если я кому-нибудь понадоблюсь, то ищите меня на той поляне, у дороги. Но не забудьте на ночь поставить часовых. Это опасная местность.
— Может быть, мне пойти с вами? — предложил Фил.
— Нет, спасибо. Я пойду один. Увидимся завтра.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи…
Я отыскал поляну, установил фонарь на одном ее краю так, чтобы свет от него падал на несколько молодых деревьев, а сам пошел на противоположный край. Затем я подобрал несколько камней и запустил их в дерево.
Промах!
Я бросил еще дюжину и сделал только четыре попадания.
Я продолжал метать камни. Примерно через час мои успехи стали более значительными. И все же на расстоянии пятидесяти метров я, по-видимому, не мог бы состязаться с Хасаном.
Наступила ночь, а я все продолжат тренироваться. Через некоторое время я достиг, видимо, пределов точности: примерно шесть из семи бросков попадали в цель.
Однако один фактор, как я понял, был для меня благоприятным. Камни, пущенные мною, били в цель с невероятной силой. Я уже совершенно сломал несколько молодых деревьев и был уверен в том, что Хасану это не удастся сделать, даже при значительно больших попаданиях.