Об этом мы слышим ежедневно. Как видно, марксистско-ленинское материалистическое учение, которое столько лет вбивали в наши головы, не пошло нам впрок. Не сумели мы усвоить, что не по воле отдельных личностей рушатся и сменяют друг друга общественно-политические формации. Исторический материализм рано сдавать на свалку. В нем имеется много рациональных зерен.
Когда погибала Римская империя, тоже хватало людей, воображавших, что ее сгубили чьи-то происки. Теперь-то любому историку очевидно, что все это было совершенно не так.
Сам расцвет рабовладельческой сверхдержавы таил в себе причины ее неминуемой грядущей гибели.
В чем же заключались эти причины?
Римская республика изначально была страной с необычайно эффективным сельским хозяйством и довольно умеренной степенью урбанизации. Земля обрабатывалась, в основном, руками свободных земледельцев и их немногочисленных рабов. Армия представляла собой гражданское ополчение. Отечество защищали мелкие собственники. Однако, завоевательные войны, расширение территории, обусловили приток в страну громадного количества рабов и потребовали создания большой профессиональной армии. Такая армия всегда и везде верна не столько земле отцов и ее законам, сколько своему военачальнику.
Изменившееся соотношение общественных сил породило вооруженную борьбу за власть между отдельными полководцами и замену республиканских институтов военной диктатурой. Чехарда свергающих друг друга императоров привела к тому, что они, желая задобрить своих ветеранов, принялись раздаривать большие земельные участки, отобранные у мелких земледельцев. Рим превратился в страну гигантских поместий-латифундий (сравни совхозы, укрупненные колхозы), где все делалось нерадивыми руками рабов.
Города начали быстро расти из-за притока туда обезземелевших крестьян. Эти бывшие крестьяне, основная их масса, становились люмпенами, дармоедами, живущими на государственное пособие. Армия же лишилась необходимых ей человеческих резервов. Неимущие горожане, в отличие от крестьян, были плохими солдатами. Между тем, нерадивые рабы не могли заменить крестьян на полях. Римская империя в конце ее истории питалась, почти исключительно, импортными продуктами. Так, столица не смогла бы просуществовать без подвоза египетской пшеницы, вина со средиземноморских островов, мяса из Галлии и так далее.
Латифундии сделались настолько экономически нерентабельными, что рабовладельцы сочли целесообразным превратить рабов в колонов-крепостных. Эта запоздалая мера не помогла. Империя превратилась в колосса на глиняных ногах.
Добили ее не явившиеся из-за рубежа варвары, а иноплеменные римские наемники, которых государство вынуждено было приглашать на воинскую службу потому, что сами римляне стали нацией белобилетчиков. Рекрутские наборы регулярно срывались. А наемники бунтовали: правительству нечем было им платить! Кризис неплатежей, столь знакомый нам ныне, довел их до белого каления!
Характерно, что бегство крестьян в города принудило императора Диоклетиана (284–305 гг.) ввести даже нечто вроде нашей постоянной прописки и лимита! Был объявлен и запрет на смену профессий: их сделали наследственными. Сыну горшечника полагалось лепить горшки, а сыну свинопаса — пасти свиней. Но и это не помогло. Бегство из деревни в город продолжалось в таких масштабах, что, в конце-концов, некому стало бежать. Колоны и крестьяне-арендаторы бежали в города, спасаясь от налогов, точно так же как наши колхозники при Хрущеве. Параллельно происходило еще и смешение разных этнических групп. Италию и Рим наводнили выходцы из завоеванных провинций, рабы и вольноотпущенники, просто переселенцы, беженцы из и там многочисленных «горячих точек». Это привело к окончательному исчезновению последних остатков римского великодержавного патриотизма. Если раньше жители провинций и союзных государств мечтали хотя бы за большую плату обрести римское гражданство, теперь уже от того гражданства с радостью избавлялись даже некоторые родовитые римские патриции. Ведь у соседей-«варваров» жизненный уровень был выше, да и человек ощущал себя в большей безопасности, чем в своем былом римском отечестве.
Те же причины привели к экономической, культурной и военно-политической дезинтеграции гигантской империи. Отдельные провинции спешили одна за другой отделиться от метрополии и стать независимым государством. Центральная власть ослабла, а зависимость от нее не сулила провинциалам решительно ничего, кроме новых безобразных поборов, участия в дальних, а потому бессмысленных для них войнах и чувства постоянного страха: «Что там еще учинят при очередных разборках эти скудоумные и чехардой сменяющие друг друга столичные владыки, не способные ни себя, ни нас защитить от варваров?»