Страх смерти — только один из многих, которые наилучшим образом преодолеваются стоицизмом. Есть страх перед нуждой, страх физической боли, страх деторождения, распространенный среди состоятельных женщин. Все эти страхи можно ослабить и, в какой-то мере, презреть. Но если мы выберем точку зрения, согласно которой люди не должны замечать такие вещи, мы должны будем также принять ту точку зрения, что не надо уменьшать зло.
Долгое время думали, что женщины не должны пользоваться анестезией при деторождении; в Японии это мнение существует и по сей день. Доктора-мужчины говорят, что анестезия вредна, однако не существует причин для такого мнения, кроме, несомненно, бессознательного садизма. Но чем слабее становятся родовые муки, тем меньше остается у богатых женщин желания их претерпевать: их храбрость уменьшается быстрее, чем требуется. Очевидно, здесь должно существовать какое-то равновесие.
Невозможно прожить всю жизнь легко и приятно, и, следовательно, люди должны быть способны соответствующим образом относиться к неприятностям; при этом мы должны постараться не одобрять жестокость настолько, насколько это возможно.
Кто имеет дело с маленькими детьми, скоро начинает понимать, что слишком много симпатии по отношению к ним — это ошибка. Слишком мало симпатии, конечно, еще большая ошибка, но здесь, как и везде, плоха любая крайность. Ребенок, который неизменно встречает симпатию, будет плакать при малейшей неудаче. Обычный самоконтроль обычного взрослого человека достигается только через знание, что симпатию по пустякам не получишь. Дети с готовностью понимают, что взрослый, который иногда немного строг, лучше для них; их инстинкт подсказывает им, любят их или нет; и с теми, кто, как они чувствуют, любит их, они будут мириться, несмотря на всю строгость требований, исходящих от этих людей.
Таким образом, теоретически решение просто: пусть воспитателей будет воодушевлять мудрая любовь, и они будут поступать правильно. Фактически, однако, вопрос более сложен. Усталость, раздражительность, беспокойство, нетерпение осаждают родителей или учителей, и опасно придерживаться теории воспитания, которая позволяет взрослому выплеснуть эти чувства на ребенка ради его отдаленного благополучия. Тем не менее, если теория верна, она должна быть признана, и эти опасности должны предстать перед сознанием родителей или учителей, чтобы сделать все возможное и принять меры предосторожности против них.
Сексуальная этика
(из статей «Наша сексуальная этика» и «Христианство и вопрос о взаимоотношении полов»)
По сей день секс, более, чем любой другой элемент человеческой жизни, рассматривается многими, возможно, большинством, иррациональным образом.
Человекоубийство, чума, сумасшествие, золото и драгоценные камни — а именно, все объекты человеческих надежд и страхов — рассматривались в прошлом через дымку магии и мифологии; однако лучи разума рассеяли туман за некоторыми исключениями. Но плотное облако по-прежнему остается в сексуальной области, что определяется в том числе и религией.
Худшей чертой христианской религии является ее позиция по вопросу о взаимоотношении полов — позиция настолько болезненная и противоестественная, что понять ее можно, только поставив в связь с тем недугом, которым был поражен цивилизованный мир в эпоху упадка Римской империи.
Приходится иногда слышать, что христианство улучшило положение женщин. Это — одно из грубейших извращений истории, какие только возможно измыслить. Женщины не могут занимать сносного положения в обществе, которое считает в высшей степени важным, чтобы они не нарушали строгого морального кодекса. Монахи всегда видели в женщине прежде всего искусительницу; они считали, что она вызывает главным образом отвратительную похоть. Церковь проповедовала — и все еще продолжает это делать, — что женщине лучше всего оставаться девственной, но если для кого-то это невозможно, то позволительно выйти замуж. «Лучше вступить в брак, нежели разжигаться» — такова зверская формулировка св. Павла (1 Кор 7:9).
Установив нерасторжимость брака, церковь делала все, что было в ее силах, чтобы единственная разрешенная форма половой жизни приносила как можно меньше радости и как можно больше страдания. Запрет на средства контроля над рождаемостью опирается, по сути дела, на тот же мотив: ведь если женщина каждый год рожает по ребенку, пока не умирает от изнурения, то вряд ли можно предположить, что она получает большое удовольствие от супружеской жизни.