— Мистер Дайм, это Ратеннер. Нам с вами надо кое о чем поговорить. Дело достаточно важное. Запишите адрес и приезжайте. Прямо сейчас. Немедленно.
Я записал и сказал, что буду. После короткой паузы голос с усилием произнес:
— Только не делайте глупостей, Дайм. Не впутывайте полицию и не оставляйте записок для друзей. Не пытайтесь умничать, меня это только рассердит. Просто приезжайте и расскажите все, что я хочу знать. — Он бросил трубку, не дожидаясь моего ответа. Уоррен Ратеннер не нуждался в ответе.
18
Это было полуразвалившееся поместье, предназначенное к сносу, в паре миль от того места, где река Делавар поворачивает на восток. Большую часть построек рабочие уже превратили в пыльные руины, а в главном доме отсутствовали три стены. И обнаженные этажные перекрытия вызывали тоскливое чувство незащищенности, приводя на ум мысли о бренности материального мира. Те немногие рабочие, в основном, негры, которые находились на строительной площадке, лениво двигались, казалось, без всякой видимой цели. Наверное, было еще слишком рано. Два ярко-оранжевых бульдозера выделялись на фоне пыльных обломков, как два причудливых апельсина, а в самой середине площадки, подобно тотему двадцатого века, горделиво возвышался строительный кран.
Я припарковался у старой бензоколонки, тоже предназначенной к сносу, вышел из машины и зашел в склад. Здесь, похоже, жизнь уже давно остановилась. Помещение, огромное, как футбольное поле, то тут, то там украшали проржавленные остовы старых автомобилей довоенного выпуска. Поучительное и впечатляющее зрелище.
Я нащупал под мышкой свой пистолет, но его магазин был пуст со вчерашнего вечера. Меня, однако, это мало заботило — за мной следили с того самого момента, как я вышел из своей квартиры на Такер-стрит. Стояла тишина, но есть люди, которые не производят ни малейшего шума, даже когда дышат. Толкнув проржавленную дверь, я вошел в темное помещение. Передо мной находилась лестница, которая вела куда-то наверх. Сильно пахло пряностями — циннамоном, корицей, кориандром, гвоздикой, шафраном, запахами, которые вызывали в памяти образы восточного базара, шелковых подушек и томных знойных красавиц в покрывалах. Но в спину мне упиралось нечто очень знакомое и твердое.
— Поживей, дружок, — произнес чей-то голос. — Мистер Ратеннер ждет. Смотри прямо перед собой, не верти головой, и с тобой не случится ничего неприятного. Оставь свою пушку и спокойно двигай наверх по лестнице.
— Ты давно в Филадельфии? — спросил я своего провожатого где-то на середине пути. — Небось, в Чикаго сейчас стало жарковато?
— Слишком много треплешься. Я говорил мистеру Ратеннеру, надо было тебя сразу пришить, и все. Может, мистер Ратеннер все-таки разрешит мне сделать это.
Наконец мы остановились у полуоткрытой металлической двери.
— Давай, входи, — сказал мой сопровождающий. — Не слишком быстро, но и не медленно.
Я вошел и в темноте споткнулся, задев какой-то деревянный предмет. Это оказался стул — я не мог его рассмотреть, но почувствовал на ощупь.
После продолжительного молчания Ратеннер заговорил.
— Мальчики, усадите мистера Дайма. И не убивайте его до тех пор, пока я не скажу.
В комнате были и другие люди, глаза которых, по всей вероятности, уже привыкли к темноте. Один из них схватил меня за волосы и потянул наверх, другой ударил кулаком в живот. Я согнулся от боли пополам, и кто-то пододвинул мне под колени стул. Вспыхнула сильная лампа, и рука, державшая меня за волосы, удерживала меня перед ярким светом так, что я не мог отвернуться. Чтобы не ослепнуть, мне пришлось зажмуриться, чего, наверное, и добивался Ратеннер.
— Прекрасно, — сказал он и рассмеялся. — Теперь послушай как следует. Мне тяжело говорить, и я никогда не повторяю дважды. — Раздалось шуршание бумаги и шорох целлофана. — Пару вечеров назад мне позвонил один из моих ребят и сказал, что случилась неприятность с одной вещью. Он звонил из квартиры особы, чей муж замешан в этой истории. Мой человек сказал также, что к делу причастен частный детектив по фамилии Дайм, который мог бы пролить немного света на судьбу моей сумки. Потом мои ребята исчезли. Только сегодня утром, сидя у парикмахера, я открыл газету и увидел в ней снимок, на котором одного из них загружали в машину скорой помощи. Поэтому тебе и позвонил. У нас мало времени, а у тебя его еще меньше.