И всюду, на каждом метре узкой ледяной полоски — людей караулила смерть. Редко кому из шоферов выпадало счастье проскочить ледовую трассу, не угодив под яростную вражескую бомбежку или артиллерийский обстрел. Куда деваться водителю на льду озера?
Ольга Берггольц, глядя на маленького, хрупкого Шостаковича, когда его, после исполнения Ленинградской симфонии, написанной в блокадном городе, стоя приветствовал ликующий зал, думала:
— А ведь он сильнее Гитлера!
Александр Фадеев: «Ленинградцы могут гордиться тем, что они сохранили детей. И дети могут гордиться тем, что они отстояли Ленинград вместе со своими отцами, матерями, братьями и сёстрами.
Ленинградские мальчики и девочки потушили десятки тысяч зажигательных бомб, множество пожаров, они дежурили морозными ночами на вышках, носили воду из проруби на Неве, стояли в очередях за хлебом.
И самый великий подвиг школьников Ленинграда в том, что они учились!».
Зимой 1941—1942 годов Военным Советом Ленинградского фронта был создан специальный резервный полк для того, чтобы с улиц и из домов убирать трупы людей и хоронить их. Отряды МПВО с этим не справлялись. Земля промёрзла, её надо было взрывать. Это сапёрная работа. Копали братские могилы. Тогда и родилось Пискаревское кладбище на северной окраине города — печально-торжественное поле...
С 9 мая 1960 года высоко над братскими могилами возвышается бронзовая фигура скорбной и строгой женщины, олицетворяющей собой Родину-мать. На гранитной стене выбиты слова:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь
Перечислить не сможем:
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням —
Никто не забыт и ничто не забыто.
В город ломились враги, в броню и железо одеты,
Но с армией вместе встали
Рабочие, школьники, учителя, ополченцы.
И все, как один, сказали они:
Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти.
Не забыта голодная, лютая, темная
Зима сорок первого — сорок второго,
Ни свирепость обстрелов,
Ни ужас бомбежек в сорок третьем.
Вся земля городская пробита.
Ни одной вашей жизни, товарищи, не позабыто.
Под непрерывным огнем с неба, с земли и с воды
Подвиг свой ежедневный
Вы совершали достойно и просто,
И вместе с отчизной своей
Вы все одержали победу.
Так пусть же пред жизнью бессмертною вашей
На этом печально-торжественном поле
Вечно склоняет знамена народ благодарный,
Родина-мать и город-герой Ленинград!
Эти гордые слова, выбитые на граните стальным резцом времени, написала сквозь горькие слезы невозвратимых потерь перестрадавшая всю блокаду женщина, вмерзшая душой своей в её неповторимый лёд — Ольга Берггольц.
Какую бы операцию ни готовил Гитлер — под Москвой в октябре-декабре 1941 года, на юге — летом 1942 года — он никогда не забывал о Ленинграде. Тот стал для него проклятием, злым роком, символом крушения его планов.
Те, кто был убеждён, что характер человека, его воля способны победить физический недуг — были подавлены собственной слабостью, одышкой, непослушанием опухших от голода ног. Невозможно было примириться с тем, что от куска хлеба, тарелки дрожжевого супа и нескольких ложек каши зависит способность активно работать. Это унижало. Порождало чувство неприятия к самому себе.
«Женщина Ленинграда! К тебе обращается немецкое командование.
Миллионная немецкая армия плотным кольцом окружила Ленинград. Вы отрезаны от мира. Вы обречены. Страшный голод вошёл в твой дом. Пожалей же своих детей, бедная, исстрадавшаяся мать, пожалей их! Требуй от властей немедленной сдачи города немецкой армии. Сопротивление бесполезно. Если ты не сдашь город — на твоих глазах умрут твои дети, твой муж, умрёшь ты сама. Пожалей же своих детей. Сдавайся!» — одна из гнусных листовок, которые немцы разбрасывали с самолётов над Ленинградом.