Научный совет Колгейтского университета оказал мне финансовую поддержку в виде двух крупных грантов и двух субсидий – для английского издания и русского перевода, а также предоставил творческий отпуск весной 2017 года. Эти гранты позволили мне совершить три исследовательские поездки в Россию (в 2006, 2012 и 2014 годах), длительностью по месяцу каждая, а за семестр, освободившийся благодаря творческому отпуску, мне удалось привести книгу в окончательный вид и подготовить ее к изданию. Основная часть моей исследовательской работы проходила в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), прежде всего в журнальном фонде, и я нахожусь в долгу перед ее трудолюбивыми и инициативными сотрудниками.
Мое становление как исследователя в области экокритицизма и антрозоологии совпало с преобразованием русского отделения Колгейтского университета в междисциплинарный научный центр, в работе которого участвуют мои замечательные коллеги из различных академических учреждений, а сам я осуществляю руководство как русскими и евразийскими исследованиями, так и экологическими исследованиями. Знал ли я, поступая сюда работать в 1998 году, что через пятнадцать лет помимо русского языка, литературы и культуры буду преподавать курс под названием «Охота, еда и вегетарианство»! Открытость моих коллег и всего учебного заведения к подобным научным и педагогическим новшествам существенно поспособствовала появлению этой книги.
Введение
В 1862 году, спустя год после того, как царь Александр II выпустил манифест об освобождении крепостных крестьян во всей Российской империи, в августовском номере московского «Журнала охоты» появилась трехстраничная статья о нападении бешеного волка на деревню, перепечатанная из газеты «Московские ведомости» [Страшный случай 1862]. В этой анонимной публикации, озаглавленной «Страшный случай», описывалось, как в полночь 27 января в деревню Евангеличи Минской губернии забежал волк и покусал пятьдесят восемь человек. В числе жертв были семь кормящих женщин и две беременные. Волка удалось одолеть, когда один крестьянин, защищая свою жену, засунул локоть ему в пасть, после чего находившийся в деревне солдат убил обезумевшего зверя топором. Далее в статье подробно перечислялись результаты лечения пострадавших от нападения волка, в том числе пятерых человек, которых он покусал до своего появления в деревне. Всех их в соответствии с медицинскими предписаниями того времени лечили мышьяком под наблюдением доктора Грабовского, но, как он впоследствии доложил в Виленское медицинское общество, лечение оказалось безуспешным. Не помогло и вмешательство «шарлатанов» – народных знахарей, которые пробирались к отчаявшимся больным, несмотря на бдительность представителей официальной медицины. В течение нескольких месяцев после нападения сорок один человек из числа пострадавших умер; многие из них вместе с членами семей горячо молились в ожидании конца. В их числе были отважный крестьянин, умерший через пять недель, и его жена, которая скончалась спустя три месяца, оставив невыкормленного ребенка [Там же: 102–103].
Эта публикация 1862 года преподнесена как основанная на фактах и наполнена конкретными деталями, однако у современного читателя она вызывает недоверие. Мог ли один волк, пусть даже бешеный, напасть на такое количество людей? Почему у солдата или еще кого-нибудь из жителей деревни не нашлось под рукой ружья?[1] Как расценивать смесь фольклорных, религиозных и медицинских мотивов, имплицитно присутствующих в драматичном повествовании о том, как дикое животное, охваченное демоническим безумием, в полночь вышло из леса и привело в смятение целую деревню (да еще и с таким красноречивым названием)? Насколько распространены были в России подобные сообщения, какую роль они играли в восприятии Российской империи и самими русскими, и иностранцами, какое значение в жизни обитателей страны имела русская природа и в особенности животные?
Подобные вопросы составляют основную проблематику этой книги, в которой исследуется мощное присутствие волков в культуре Российской империи. В «Этом диком взгляде» на основе научных концепций, выдвинутых такими активно развивающимися в последнее время дисциплинами, как экокритицизм и антрозоология, а также обширной подготовительной работы, проведенной мной в России, я стремлюсь выяснить, каким образом русские люди воспринимали и изображали внушительную популяцию волков, существовавшую в Российской империи в дореволюционную эпоху. Исследуя различные сферы общественной жизни, в этой книге я показываю, как охотники, писатели, защитники природы, члены обществ по охране животных, ученые, крестьяне, государственные чиновники спорили об экологическом, экономическом и культурном значении волков. Также в ней освещаются процессы, в результате которых крупная популяция волков, существовавшая в империи, оказалась неразрывно связана с восприятием России и в самой стране, и за рубежом, что показало, насколько неуверенно чувствовали себя русские по отношению к странам Западной Европы. Наконец, в книге прослеживается значение волков как символического локуса, выразившего подспудную напряженность, которую испытывало российское общество перед натиском современности.
1
Простолюдинам, в том числе освобожденным крестьянам, не запрещалось владеть огнестрельным оружием, однако его стоимость, ра́вно как и стоимость патронов, зачастую была чрезвычайно высокой, поэтому при нападении волков оружия поблизости обычно не оказывалось.