— Даша… — произнес я медленно. — Прости… Это наши следы.
— Как наши?! Не может быть!
— Видишь, отпечаток подошвы? Это от моей сандалии. А рядом — от твоей…
Вспышка надежда сменилась горьким разочарованием. Даша обессиленно привалилась к ближайшему дереву:
— Мы никогда не выберемся! Я больше не могу!
На фоне красной коры, усеянной морщинками и трещинами, девушка с белой кожей и припорошенными снегом волосами казалась фарфоровой статуэткой. Это было красиво. И страшно.
— Даша, пожалуйста! Пойдем. Ради меня… Ради Ксюши…
— Не могу… — помотала головой Даша и сползла по стволу вниз. — Прости меня, Сашка, не могу… Я — пас…
С момента нашего выхода из пространственника прошло больше тридцати минут. Ноги уже потеряли чувствительность. Руки еще держались. Тело била крупная дрожь. Холодно. Очень холодно. Скоро покажется, что стало теплее, захочется спать… Нельзя останавливаться!
— Даша, Даша… — затормошил я жену, видя, что ее глаза начинают закрываться.
— Иди, Саша… — На ресницах Даши лежал иней. — Я тут посижу…
Мне вдруг тоже захотелось присесть рядом. Отдохнуть. Чуть-чуть, совсем немного…
— Даша! Пойдем! Держись за меня! — Я заставил жену встать, закинул ее руку на свое плечо. Обнял за талию. Двинулся вперед. Она почти висела на мне, едва переставляя ноги.
— Дашенька, Дашутка… — забормотал я. — Не уходи, не оставляй меня одного… А помнишь, как мы встретились? На День святого Валентина… Я пролил на тебя свой компот в студенческой столовой…
— Помню… — Я почувствовал, что она пытается улыбаться. Замерзшие губы не слушались.
Я заглянул ей в лицо: глаза ее были по-прежнему закрыты. Нужно было разговорить ее.
— А помнишь, как предложение сделал?
— Помню… Перед самым экзаменом… Я потом еще едва трояк не получила — ни о чем больше думать не могла…
— А Ксюшка? Помнишь, как я вас в роддоме встречал?
— Веник вместо букета приволок… — рассмеялась Даша. Попыталась рассмеяться. — Я люблю тебя, Сашка… Прости меня… Тебе сложно со мной было… Я все время занята… А сейчас все вот так…
— Дашка, что ты! Это ты прости меня!
Я вел, почти нес ее, запинался, чуть не падал, но каждый раз чудом удерживался на ногах. И отчаянно пытался что-нибудь придумать. Мы шли вперед, а сделали круг. Нехорошо. Надо найти ориентиры. Определить юг и север. Солнца нет, остаются приметы. Муравейники — с южной стороны деревьев. Но под сугробами их не разглядеть… Снег тает быстрее на южных склонах. Да он вообще не тает! Только сыплется мелкой крупой… О! Смола больше выступает на южной части стволов!
— Не молчи, Даша… — Я, поддерживая жену, попытался осмотреть ближайшее дерево. Даша висела тяжелым кулем.
Вспомнилось не к месту, как на свадьбе, поднимая невесту на руки, я на подначку друзей — не урони, мол — не к месту брякнул: «И не такие мешки носили!» Всю жизнь я был недотепой!
Даша начала сползать вниз. Я попытался подхватить ее, но не удержал — мы оба рухнули в снег. Я забарахтался, кое-как поднялся на колени. Потянулся к Даше. И тут увидел ЕГО! Темные ветви домиком и утоптанная площадка вокруг, припорошенная свежим снегом. Шалаш! Люди! Здесь бывают люди!!!
— Даша, Дашутка! Не спи! — Я кое-как приподнял ее, почти волоком потащил к заветной цели. Те, кто построил это жилище, могли оставить в нем что-то: вещи, одеяло, зажигалку. А если и нет, то мы сможем хотя бы укрыться от ветра и снега. И есть надежда, что люди вернутся. Дашенька, все хорошо, все обойдется!..
Это был не совсем шалаш. Помесь юрты, индейского типи, временного пристанища охотников… Гибрид. Но здесь имелось все, что нужно: две лежанки с одеялами и даже подушками, место для костра с подготовленным сухим хворостом, котелок над ним. Зажигалка!
Я втащил жену внутрь, закрыл пологом вход. Бережно опустил на одну из лежанок. Даша не шевелилась и не отвечала. Глаза ее были закрыты.
Развести костер! Согреть воды!
Промерзшие руки не слушались. Зажигалка несколько раз выскальзывала из негнущихся пальцев. Но зато сухие ветки занялись с первого раза. Теплые языки пламени осветили темное пространство. Дым уходил вверх в оставленное в крыше отверстие.
Я подхватил котелок, вынырнул наружу, поспешно зачерпнул снега. Заполз обратно. Подвесил котелок над костром. Обернулся к Даше. Ее пальцы на руках и ногах были белыми. Я начал осторожно растирать их.
От костра шло живительное тепло, и я мысленно возблагодарил тех, кто создал этот приют. Чудо, что нам удалось его обнаружить!
Руки Даши начали отогреваться. И мои собственные пальцы постепенно оттаивали, наливаясь болью. Что еще сделать? Как быстрее согреть замерзшего человека? В голове всплыл отрывок древнего, невесть когда просмотренного фильма: моряка, вытащенного из ледяной воды, согревают две проститутки. Своими телами и профессиональными действиями. Прости меня, господи, но годится!
Я поспешно сбросил одежду, стянул задубевшие футболку и шорты с Даши. Лег рядом, накинул сверху два одеяла. Тело жены было ледяным. Я обнял ее, прижался, осторожно погладил шею, грудь… Склонился, вглядываясь в родные черты. Нежно коснулся губами глаз, щек…
Костер грел, воздух наполнялся теплом, и губы Даши, поначалу безучастные, наконец-то дрогнули, отвечая на поцелуй…
— Саша… — прошептала Даша. — Сашенька…
— Что? — произнес я, не открывая глаз. Двигаться не хотелось. Говорить не хотелось. В шалаше было тепло, и мы лежали рядом, переплетясь, словно щенки в гнезде волчицы. В теплой норе посреди дикого леса.
— Сашенька, ты спас меня… — прошептала Даша. Ее губы щекотали мою щеку. — Я люблю тебя…
— Обращайтесь… Всегда рады помочь… — пробормотал я. И добавил: — Я тоже люблю тебя, маленькая… С Днем святого Валентина, кстати.
Все Позади. Все хорошо. Мы в тепле, защищены. Костер не погаснет. Горячая вода из талого снега у нас есть. А еда — потерпим. Через семь суток появится кабинка пространственника… А может, еще раньше придут люди, сотворившие это чудесное убежище…
— А я и забыла про Валентина. Никак, это он решил нам помочь… — тихонько рассмеялась Даша. И вдруг замерла, вслушиваясь: — Что это?!
Снаружи раздавался скрип снега.
— Ничего себе! — произнес девичий и смутно знакомый голос. — Дым идет! Эдик, к нам кто-то забрался!
— Не волнуйся, сейчас вытурим… — уверенно отозвался мальчишеский басок.
Мы с Дашей ошалело переглянулись и одновременно бросились к выходу. Она, как всегда, успела первая. Высунула голову и плечи с накинутым одеялом наружу, да так и застыла, стоя на четвереньках. Я одним движением набросил на себя второе одеяло, аккуратно потеснил на выходе Дашу. И тоже застыл.
— Мама?! Папа?! — Глаза дочери, выражая непомерное изумление, занимали пол-лица.
Рядом с ней возвышался плечистый молодой человек с озадаченной физиономией. Я вдруг увидел нас его глазами: непонятные люди, на четвереньках, закутанные невесть во что…
— Дочь? — первой опомнилась Даша, вскочила на ноги. — Откуда ты тут взялась?!
Я поднялся вслед за женой.
— Ну, родичи, вы даете! — произнесла Ксюша, переводя потрясенный взгляд с меня на мать и обратно. — Я здесь праздную День святого Валентина. А вы что делаете?
— Мы? — пробормотала Даша, судорожно стягивая концы одеяла на груди. — Мы?.. Мы тоже… Празднуем…
— Ага… — глубокомысленно произнесла дочь и оглянулась на молодого человека. — Ну, коль уж так все удачно сложилось… Я хотела бы представить… Папа, мама, знакомьтесь, это Эдик. Эдуард, мой жених.
— Здрассте, — осторожно пробормотал представленный жених, видимо, пытаясь свыкнуться с мыслью, что два стоящих перед ним чучела являются родителями его любимой.
— Что?! — пискнула Даша. — Что?!! Какой жених?
— Мой жених, — терпеливо повторила Ксюша. — Через месяц регистрация. А пока хотели вот отпраздновать. Потому, дорогие родители, я вас очень люблю и все такое, но, пожалуйста, освободите помещение, которое вам не принадлежит. Я понимаю, что здесь уютно, — мы с Эдиком старались. Но, может быть, вы сотворите себе что-нибудь подобное самостоятельно и подальше отсюда?