— Откуда вы знаете? — вздрогнул Алька.
— Знаю про что? — удивился Горан.
Алька поджал ноги, обхватил их и спрятал лицо в коленях.
— Про крылья. Когда-то я мечтал стать крылатым и жить в небесных городах.
— Не получилось? — поинтересовался Горан и посмотрел на спину моего друга, где сквозь натянутую футболку между лопаток выделились два бугорка. — Так и не выросли? Ты передумал, Бабочка?
— Не знаю, просто расхотелось.
— А что ты хочешь?
— Да не знаю я! Говорю же, что ничего толком не умею! Одни улетают в небо. Другие живут в воде. Кто-то выращивает биодома одной силой мысли. А я — пустышка, как те кабины. Почти все мои друзья уже встретили Учителя. Последний экзамен, знаете? Никто не говорит, где и когда тебя найдет Учитель. Насчет себя догадываюсь, каков будет его окончательный вердикт.
— Боишься? — спросил Горан.
— Боюсь, — согласился Алька.
Горан достал из темноты плетеную корзину и выудил из нее две сосиски. Затем подмигнул мне, поднял два прута и пробил ими плотную кожицу сосисок.
— В моем детстве были такие же. Все меняется, а сосиски остаются прежними. Держи, — протянул он одну Альке. — Жарь над костром.
Мой друг улыбнулся.
— Никогда такого не делал.
— Мы многое забыли, — сказал Горан. — Ведь для счастья необязательно меняться. Иногда достаточно зажечь костер. Когда-то я так сидел вместе с Лидой.
— Вы были женаты? Ой, извините.
— Ничего. Видишь, даже тебе кажется, что лучшее слово, которое ко мне подходит, это «был». Отвечаю: нет, не был. Она меня не дождалась. Я задержался в подпространстве на десять лет. Слишком дорого мне обошлась моя несбывшаяся мечта. Но это случилось очень давно. Смотри, как у тебя хорошо получается. Незачем все делать силой мысли.
— Трещит, — сказал Алька.
— Как тебе удается сбежать из школы? — поинтересовался Горан.
Я забеспокоился, ощутив Алькину тревогу. Он мысленно напрягся, выставив колючки, как еж.
— Не хочешь, не отвечай, — сказал Горан и снова посмотрел на меня. — В принципе, мне без разницы.
Он поднес сосиску ко рту и принялся дуть, смешно надувая щеки. Алькины колючки улеглись.
— Я прохожу сквозь коридор, — тихо сказал он. — Друг открывает для меня двери, и я прохожу.
— Коридор? Ты хочешь сказать, что каждый раз ты проходишь сквозь подпространство?
— Да. Я прошу друга открыть двери, шагаю в коридор, представляю на выходе парк и оказываюсь тут.
Алька попробовал откусить кусок сосиски, обжегся и начал ловить воздух ртом, как вытащенная из воды рыба.
— Вкусно, но горячо, — сказал он.
— Ты попадаешь в подпространство сам, без электромагнитного коллапса?
— Нет, не сам. С другом.
«Да, ему помогаю я», — захотелось сказать мне, похвастаться, словно мальчишке, но меня Горан все равно не услышит.
— Ты сумасшедший, Бабочка, — прошептал старик. — Не каждый взрослый сможет столько раз окунаться в безвременье. И ты после этого хочешь сказать, что ни на что не пригоден?
— Ни на что. Кроме этого, я ничего не умею.
— Ты не представляешь, что творишь, Бабочка, — покачал головой Горан. — Подпространство слушает твои мечты, если ты каждый раз оказываешься в этом саду. Не поступай так, тебя может унести куда угодно. Но у тебя яркие мысли. Уму непостижимо. Не делай так больше, иначе я стану за тебя волноваться.
«У нас гость», — сказал я.
Послышался шум крыльев, и на землю опустился крылатый, разметав костер в стороны.
— Извините, — сказал он. — Вкусно пахнет сосисками, прилетел на запах. Я сейчас разожгу.
— Нет, Сергей! — остановил его движением руки Горан. — Пусть это сделает Алька.
— Я?! — удивился мой друг.
— Смелее, — выкрикнул Горан и сердито посмотрел в мою сторону.
Не сквозь меня, а на меня. «Твоя помощь не нужна», — читалось в его взгляде.
Алька зажег костер сам. Пламя под его взглядом сначала робко побежало по веткам, а затем вспыхнуло в полную силу.
— Молодец, Бабочка. Позволь тебе представить моего молодого друга Сережу Репея. Пять лет назад он учился в твоей школе, но оказалось, что открывать новые миры не его призвание. Яркий представитель homo mutatis, которому для счастья нужно только небо.
— И ваши сосиски, дядя Горан, — улыбнулся крылатый.
У него были голубые глаза, и пламя отражалось в их глубине, словно вечерняя заря.
— Только ради них я и возвращаюсь на землю.
— Да уж, зачем людям, создающим летающие города, наша земля. Ты сколько раз был в подпространстве, Сережка? — спросил Горан, протягивая крылатому новую сосиску.
— Три. А что?
— Ничего. Как ты думаешь, если бы существовал человек, который может сам открывать путь в подпространство и возвращаться оттуда, на что он мог быть способным?
— Мне даже страшно представить. А что, есть такой человек? — поинтересовался Репей. — У него свободный доступ к коллапсару?
— Нет, Сережка, этот человек просто шагает в подпространство. Сам. Вполне вероятно, что он сидит сейчас перед тобой. Мне даже кажется, что мы всего лишь его фантазии. Да шучу я, не пугайся, — поднял руки Горан. — А ты, Бабочка, не смотри на меня так грозно. Твоя школьная тайна уже не важна — в школу ты не вернешься.
— Почему? — тихо спросил Алька. — А как же экзамен?
— Зачем человеку, который может больше всех вместе взятых, какой-то экзамен? Может быть, ты просто боишься своих умений, прячешься за своим воображаемым другом?
Я вздрогнул. Мне самому захотелось спрятаться за Алькой.
— Ты убедил себя, что ничего не умеешь, и создал себе друга. Но ведь он — это ты. Все, что умеет он, умеешь и ты. Но ты сдерживаешь себя, пугаешься ответственности, убеждаешь, что не ты, а он способен трансформировать реальность. Не ты, а он открывает путь в подпространство. Ты прячешься от жизни, Алька. Послушай старика: не бойся.
Алька спрятал лицо в ладонях. За его спиной выросли и развернулись крылья с белыми перьями. Деревья вокруг залил лунный свет, и на ветках в такт мыслям моего друга распустились цветы.
— Спроси себя, что ты хочешь, — продолжил Горан. Его голос больше не был мягким и не напоминал голос старика. — Нет, лучше спроси, что ты должен делать. Зачем ты идешь к брошенным кабинам? Может быть, ты хочешь исправить чужие ошибки, в этом твое призвание? Но еще никто никогда не мог изменить миры, порожденные пустыми фантазиями.
— Я смогу, — Алька опустил ладони. Крылья за его спиной растаяли, деревья отцвели и вновь погрузились в ночную мглу. В глазах мальчишки появились далекие искорки. — Я… попробую. Прямо сейчас. Я скоро вернусь.
Он поднялся и пошел в темноту. Я вскочил и бросился следом за ним. Алька словно вспомнил обо мне, остановился, оглянулся.
— Останься здесь, — властно сказал мне Горан. — Твоему другу пришла пора уходить самому.
И Алька ушел. Я устало опустился на траву.
Так мы и сидели у костра, встречая зарю — крылатый, старик и воображаемый друг, придуманный самым всесильным мальчишкой на свете.
— Спасибо, Учитель, — сказал Сережка, когда край утреннего солнца показался над деревьями.
— За что? — удивился Горан.
— Да, пожалуй, за все, — усмехнулся крылатый. — Можно попросить еще одну сосиску? Уж больно вкусные они у вас получаются.
Потом Горан поднялся и направился к заброшенным межпространственным кабинам. Проходил мимо серых кубов и дотрагивался до каждого, что-то шепча себе под нос. Наконец остановился возле кабины под номером двадцать три и, слегка помедлив, вошел внутрь. Внутри царило запустение. Слой вездесущей пыли покрывал пол, кресло путешественника и панель с давно не работающими приборами. Горан ладонью стер с кресла пыль, опустился и немного посидел, закрыв глаза. Затем поднялся, подошел к внешнему шлюзу и распахнул дверь.
За дверью был мир зеленой травы и голубого неба. Разноцветные радуги сверкали над реками с прозрачной водой, а где-то высоко, среди облаков, летели белые птицы. Их призывное курлыканье разносилось над вновь рожденным миром.