Внутри оказалось надышано. Станция была… живой. Горели экраны, оставшиеся тут, видимо, еще со времен ЦУПа. Уютные огоньки бегали по пульту, мигали на исчерканной созвездиями карте, развернутой прямо посреди залы. У пульта сидело двое: человек и вентиец; Шивон с ними еще толком не познакомилась. При виде их с Любеном вентиец подкатил кресло ближе, оказавшись прямо посреди карты. Лицо рассекли линии созвездий, альфа Центавра пульсировала там, где у человека было бы сердце.
«Все спокойно, — отрапортовал он шестью конечностями. — У вас скоро праздник Рождества, с земного корабля попросили, чтоб их пожелания передали святому Николаю».
— И что ты?
«Зарегистрировал пожелания, запросил координаты святого Николая у вашего космического агентства и оттранслировал».
— Молодец, — хрипло сказал Корда. — Скоро они нас как магазин на диване будут пользовать. Пиццу заказывать.
«А что я мог сделать?» — выкрутил чуть обиженный вентиец.
Он встал и прижал одну из верхних конечностей к висящему на двери расписанию — такому же, как в ЦИСе. Расписание пошло волнами: вентиец сдал вахту.
Шивон даже не заметила, как он ушел.
«С земного корабля попросили…»
«Запросил координаты у вашего агентства…»
Связаться с Землей отсюда невозможно — напрямую и так быстро. Если вентиец и получит координаты Сайты, пожелания тому придут только через несколько лет. Даже с помощью изобретенного на Лее передатчика это невозможно.
— Что за… Что это т-такое?
— Маяк, — сказал Корда.
Он усадил ее в кресло у пульта, где только что сидел вентиец.
— Наденьте наушники.
— Им же… Им лет сколько!
— Наденьте.
Она послушалась. И тогда ее захлестнули звуки. Голоса, говорящие на разных языках; столько голосов, что сперва она едва не сорвала наушники в страхе. Но потом, завороженная, закрыла глаза и вслушалась, пытаясь разобрать знакомую речь. Земные языки; бертийский, хейский, теодорский…
«Говорит «Валентина Терешкова», просим разрешения войти в привасферу…»
«База 6-6-2 вызывает шестнадцатый галактический. Шестнадцатый галактический, отзовитесь».
«Внимание, борт 312, я вас не вижу на маршрутной карте, включите дополнительную систему опознавания».
«…и тут он мне говорит, что в принципе против межпланетных браков…»
«Внимание, прошу освободить эфир, у нас чрезвычайная ситуация. Повторяю, требую тишины в эфире…»
«…экзоскелет пострадал, есть трещина на уровне средних конечностей, опасаемся летального исхода…»
«…система ориентации отказала!»
«Эй, на «Л'лаирхи», вы там не слышите или забыли традуктор включить? Повторяю, у нас карантин, мы никого не принимаем. Следуйте к базе 6-2-15!»
«Это астероид Х-1168, я тут совсем один в башне, скучаю смертельно. Меня кто-нибудь слышит?»
И еще — голоса, голоса… языки, половину которых Шивон и опознать бы не смогла, а половину — не понимала без традуктора.
И все — прекрасно слышно, без затяжек и обрывов связи. Как будто все эти переговоры — с разных орбит, с планет и баз, между которыми бог знает сколько парсеков, из разных звездных систем — велись из кораблей, зависших в небе прямо над Фар.
В конце концов она опомнилась и сняла наушники. В голове теснились вопросы, но она и сформулировать их сейчас не могла и понимала — вряд ли Корда ответит. Спросить вышло только:
— Почему вы называете это маяком?
В одиночестве — и на забытых планетах — такое бывает; даешь вещам имена, только тебе понятные. Имена пристают, потом их сложно соскрести с вещи и найти настоящее. Корда глядел задумчиво:
— Отсюда мы подаем сигналы кораблям. И можем спасти от катастрофы.
Он, кажется, тоже разволновался: хрипел, прикладывался то и дело к баллону.
— Это аномалия, — объяснял Корда. — Естественно, это необъяснимо… В таком далеке от Земли. Да и от остальных планет тоже. Здесь принимаются все сигналы. Голосовые, по крайней мере, насчет других я не знаток. Здесь слышно, — вдохнул со скрежетом, — все, о чем говорят в пространстве. Причем почти без временного разрыва.
— Отчего станция… отчего ее з-забросили?
— Никто ее не забрасывал. Когда я приехал, тут уже дежурили. Просто… кто здесь был, те не болтают.
— Она… засекречена?
— Да нет. Говорю же — не болтают.
— Расскажете… — она опять забыла слово, но Любен понял.
— Расскажу. После.
Корда с хозяйским видом устроился в кресле, нацепил наушники, развернул карту в большем масштабе — у людей зрение слабее, чем у вентийцев.
Шивон всматривалась в крохотные светящиеся точки, перемещающиеся между звездами. Точно — ЦУП здесь и остался. Маяк не маяк, а одна большая диспетчерская. Она проводила пальцем по линиям, отыскивая планету. Ага… Вот они. А вот у одной из соседних планет проходит корабль. Тут карта темная — мало кто путешествует по этому забытому уголку Пространства. А вот дальше — скопления движущихся огней. Шивон присела в одно из пустых кресел, неотрывно глядя на карту. Молчала — на сей раз не потому, что не хватало слов, а чтоб не спугнуть чудо. Любен сосредоточенно вслушивался, прикрыв глаза и обхватив голову руками.
Внезапно он заговорил:
— «Эйр Галакси-ЗВв-Ббб», говорит диспетчерский центр планеты Фар. Я вас слышу. Я вас слышу, «Эйр Галакси». Вы попали в занос. Не исключено, что из-за этого у вас проблемы со связью. Если будете держаться на двадцать градусов влево, скоро выйдете из зоны заносов. Не за что, «Эйр Галакси».
— Старинные маяки повыключали, когда появились GPS-навигаторы, — говорил Корда за кружечкой в следующую ночь. — Но навигаторы не всегда работают. Иногда самая лучшая техника отказывает. Иногда человек просто не в состоянии ее использовать. И тогда он будет чертовски рад лучу маяка. Обычно у них там, у голосов… все в порядке. Сами разбираются. Но иногда нужна наша помощь.
— Диспетчерский центр?
— Ну, я мог бы представиться ЦИСом, — хмыкнул Корда. — Но тогда к вам будут вопросы.
— А что… до сих пор их нет? Те, кто просил подарок у Санта-Клауса. Они про вас… они…
— Знают?
— Да.
— Ну, так они и про Санта-Клауса знают, — Корда улыбнулся, а потом посерьезнел: — Что вас довело до синдрома? Допереводились?
Значит, Корда думает, что у нее СНИЯ — синдром негативной интерференции языков. С лингвистами часто случается.
— Это не синдром. Это… я не могу рассказать. Я болела.
То, чем она болела, и то, что каким-то образом выздоровела после «речевой» заразы, и даже то, что ее напарник до сих пор спал на какой-то из баз в анабиозе, — все это было собрано в одно досье, лежащее теперь за семью замками.
— Заедает. Иногда.
— Это пройдет, — мягко сказал Корда.
Сидящий с ними рядом инженер встал и расплатился, буркнув, что «пора на вахту». В пабе осталось еще человека два.
— Какой породы… нет. Какой модели ваши тра-дукторы? — спросила Шивон.
— «Сагиттариус»-15.
Все известные языки… но сколько она услышала неизвестных за те несколько минут в наушниках?
— Их не хватит, — проговорила она медленно. — Людей не хватит. Там столько голосов… У вас тут с ума не сходят?
— Нет. С ума сходят от молчания.
Через десяток местных дней на шахте случилась авария, двух шахтеров ранило, и Корду вызвали в фельдшерский пункт. Вышел он оттуда усталым и спросил у Шивон:
— Хочешь побыть стажером?
Она сперва кивнула, а потом спохватилась:
— Не могу. Говорю… плохо. Особенно если волнуюсь.
Со своими она говорила, чуть запинаясь. С Кордой могла проболтать четверть часа и ни разу не замяться. Но в ответственные моменты речь застревала в горле, не желая выходить.