— И что?
— Да ничего. Мне няня, знаешь, чего вчера сказала? Сказала, что ради моего двенадцатилетия она повесится у нас в сарае.
— Да ну? А ты чего?
— Чего… рассказал маме, и она ее уволила. Сказала: «Ишь, чего выдумала». Мы — интеллигентная семья. Нам слухи не нужны.
— Ясно, — сказала Лерка. — А я вчера ноготь на пальце сбила.
— Правда?
— Ага.
— Покажи!
Они остановились на дороге, и Лерка, вытащив левую ногу из шлепка, показала ему свой посиневший мизинец. Потом засунула ногу обратно в шлепок. Синий мизинец все еще было видно.
— Круто, — похвалил Егор. — Это ты обо что?
— Об ступеньку. Кровь даже была.
— Круто.
Они дошли до колонки, пару минут подождали, пока не уйдут какие-то взрослые парни с мокрыми волосами и обгоревшими спинами, и затем, тихонько ступая и оглядываясь, приблизились к железному рычагу.
— Никого? — шепотом спросила Лерка.
— Никого, — подтвердил Егор.
Он обхватил вспотевшими ладонями ручку и опустил ее вниз. В глубине что-то забулькало. По спине Егора побежал холодок — он каждый раз не был уверен, что все сработает так, как надо.
Колонка захрипела, закашлялась, и на землю толстой струей полилась густая красная жидкость.
— Кру-уто! — Лерка, замерев, смотрела на это чудо. — Так она человечья или нет?
— Не знаю… откуда мне знать? Может, это тварей земных…
Лерка протянула руку и сунула палец под струю, но сразу же отдернулась и скривилась.
— Те-еплая! — сказала она. — Фу, какая гадость!
— Ага! — гордо подтвердил Егор. — Мерзость, правда?
Они еще некоторое время наблюдали за текущей из колонки кровью, но вскоре вокруг ощутимо завоняло, и Егору пришлось уступить место у колонки Лерке, чтобы она ее «прочистила», как это у них называлось. Вначале кровь посветлела, стала светло-розовой — и продолжила светлеть до тех пор, пока из колонки вновь не пошла обычная вода. Умывшись, они двинулись обратно к домам.
— Я научился ломать позавчера, — признался вдруг Егор. — Только не говори никому, даже мама еще не знает.
— А это как? — Лерка сорвала травинку и стала ее жевать. — Я вот вчера часы разбила. Это считается?
— Не-е, не считается это. Я смотри, как умею, — Егор вытащил из кармана плеер, зажал нужную кнопку, и экран приветливо засветился.
— А теперь смотри. — Егор выпучил глаза, надул для пущего эффекта щеки — и плеер, мигнув, вырубился.
— Ого. Он теперь что, сломанный? — Лерка взяла плеер в руки и попыталась включить. Ничего не получилось. Она протянула его обратно Егору. — А не жалко? Он же дорогой.
— Не, я его потом чиню.
— Это как? — удивилась Лерка.
Егор смутился.
— Не знаю… как-то чиню… Просто меня накажут, если я вещи ломать буду… — Плеер в его руках опять загорелся, предлагая выбрать трек. — Вот! А потом — опять ломаю.
— Я думала, ты ничего хорошего делать не можешь. Ты же Антихрист.
— Не знаю… ну… это же не добро, это хитрость… чтобы никто не заметил зла, которое я делаю, правильно?
Лерка пожала плечами. Они шли по дороге, изредка пиная камешки под ногами, и смотрели по сторонам, думая о своем. На одном из каменных столбов, у ворот с цифрой 23 сидела серая кошка. Увидев проходящего мимо Егора, она выгнула спину и, раскрыв зубастый рот, зашипела. Егор нагнулся, подобрал камень и запустил им в кошку, но промазал. Серая дрянь спрыгнула во двор и вновь зашипела. Лерка, размахнувшись, ударила Егора в плечо.
— Ты чего? — спросил он, потирая ушибленное место. Лерка лупила, как надо.
— А ты чего? Зачем ты это делаешь?
— А зачем она шипит? — Егор смотрел под ноги. — Если бы не шипела, то и не кинул бы.
— Ты Антихрист, вот она и шипит.
— Ну и что, что Антихрист? Шипеть-то зачем?
— А тебе чего от этого? Шипит и шипит. Не кусается же.
— Еще бы она кусалась! Я бы тогда сжег ее в пламени своей ненависти!
— Опять ты со своей ненавистью! — Лерка ускорила шаг. — Все вы одинаковые!
— Кто одинаковые? — удивился Егор, едва за ней поспевая. — Антихристы?
Лерка фыркнула.
— Мальчики одинаковые. Только бы птичек поубивать да в кошек камнями покидаться. Еще раз так при мне сделаешь — вообще дружить с тобой перестану.
— Ну ты чего? — испугался Егор. Кроме Лерки, друзей у него не было. — Я ж это так… случайно! Я больше не буду!
— Вот и хорошо. — Лерка сбавила шаг, чтобы мальчик смог ее догнать. — Слушай, ты чего после обеда делаешь?
— Не знаю еще. Вроде бы ничего не делаю.
— У нас папа шашлыки готовит, хочешь — приходи.
— Я не знаю, — Егор пожал плечами. — Может, приду.
— А не хочешь, так не приходи! — с внезапной злобой сказала Лерка. — Очень нужно!
— Да нет, я хочу… я шашлыки люблю.
— Только чтобы без выходок своих, понял? Никаких мертвых птиц, кошек и прочего.
— Ага, понял.
— И плавки возьми. Для бассейна…
— Ага.
— Мне сегодня папа купальник купил новый, с черепами такой, фиолетовый.
— А зачем тебе купальник? — удивился Егор. — Ты ж малая еще.
— А зачем тебе трусы? Купался бы голым! Не хочешь — не приходи вообще! Тоже мне, Антихрист, гроза птиц и кошек! Ни фига не понимает, придурок, еще говорит чего-то! Сам-то не малой, а? Тебе же вообще одиннадцать!
— Лерка, ты чего?
Она почти бегом подбежала к воротам своего дома и распахнула дверь.
— И вообще… — она пыталась подобрать слова. — Не хочешь — не надо, понял? Ничего не надо!
И она хлопнула дверью. Егор посмотрел на дядю Виталика, который, стоя у ворот, поливал свою машину из шланга. Дядя Виталик, встретив его взгляд, пожал плечами.
— А черт его знает, парень. Не с той ноги встала. Вначале в магазине истерику устроила, когда купальник выбирала, потом в машине на меня наорала, когда я чуть кошку не переехал… Ты просто под горячую руку попался.
— А-а, — сказал Егор. — Понятно.
Он зашагал дальше.
Понятно ему, конечно же, ничего не было.
Обед он пропустил — ходил по поселку, сбивая палкой крапиву и лопухи, некоторое время плевал с моста в речку, а затем поднялся на небольшую горку за поселком, где недавно поставили детскую площадку. Там никого не было. Жара. Все, наверное, купаются. Егора возили один раз на водохранилище, но когда стала всплывать дохлая рыба, а это случилось почти сразу же, пришлось ему вылезать на берег. Больше он там не купался.
Егор сел на качели и стал не спеша раскачиваться. Мимо прошла мамаша с коляской. Егор помахал им рукой, мамаша ответила тем же и пошла себе дальше. Егору стало совсем скучно. Ради развлечения он заставил червей выползти из земли наружу, где они стали извиваться под горячим солнцем, но, когда ему и это надоело, он их отпустил. Черви уползли обратно.
«Даже черви меня бросили, — подумал Егор. — Этим-то куда спешить?»
Вдруг запахло паленой шерстью. Егор обернулся.
— Привет, пап! — сказал он.
Папа, тяжело ступая, подошел к нему и сел на соседние качели. Застонало железо, заскрипели натужно веревки. Но выдержали. У папы всегда так происходило — ничего никогда не ломалось, но все и всегда страдало.
— Я разговаривал с твоей мамой, — папа оттолкнулся копытами и тоже стал раскачиваться. — Она очень за тебя переживает.
— Она мультики запрещает смотреть, — пожаловался Егор. — И говорит, что я опять с сестрой спать буду.
— С сестрой тебе спать не обязательно. По крайней мере прямо сейчас. Просто мама очень за тебя переживает, понимаешь? Хочет, чтобы ты кем-то стал в этой жизни.
— А я не хочу! — вдруг вырвалось у Егора. Он почувствовал, что вот-вот расплачется. — Не хочу я сжигать этот мир в пламени моей ненависти! Я гонщиком стать хочу!
Папа тяжело вздохнул и, прочертив копытами по песку, остановился.
— У каждого своя судьба, Егор. Ты рожден, чтобы быть Антихристом, понимаешь? Это твое предназначение. У тебя есть ответственность перед этим миром. Он давно уже ждет тебя, мир этот. Ты не можешь так просто отказаться от своей участи… Я вот тоже не могу. И сестра твоя не может. Ты ведь знаешь, как ей тяжело? Думаешь, Аглае легко с детства мертвых видеть? А ведь вокруг тебя их всегда было много…