Владимир Юльевич подтверждает, что в этих довольно наивных рассуждениях немца все же есть доля правды и в подтверждение тому рассказывает, как совсем недавно собрались на свой очередной сбор братья по оружию и была такая теплая, душевная атмосфера, что никому и в голову бы не пришло подчеркивать, кто был с погонами и крупными звездочками на них, а кто «гвардии рядовой» — и в бою, и в долгих изнурительных походах, и теперь, спустя три с лишним десятилетия, — это была и остается одна дружная семья советских подводников.
Сафонов и сафоновцы
Флотская авиация на Севере была знаменитой. Чего стоил один Борис Сафонов. Начал он войну старшим лейтенантом, командиром эскадрильи. Первый самолет сбил 24 июня. А через три месяца на груди капитана Сафонова появилась Звезда Героя.
Я не застал в живых Бориса Феоктистовича Сафонова. Но все разговоры с летчиками начинались с упоминания о нем. Вполне естественно, что раньше всего мне захотелось побывать в полку, который называли сафоновским.
В один из зимних дней я добрался до аэродрома истребительной авиации и оказался в землянке, настолько занесенной снегом, что с трудом открылась дверь. Эта землянка мало чем отличалась от тысяч таких же фронтовых землянок: простые железные койки, застеленные серыми одеялами, возле них тумбочки, табуретки, штабные телефоны, лампочка, бросающая бледный свет, и железная печка-времянка. Казалось бы, ничего примечательного. Но одно то, что это землянка сафоновского полка, что здесь жил, спал, радовался и грустил Борис Сафонов, для меня многое значило...
С портрета на стене смотрел человек с мужественным, вдохновенным лицом. На тумбочке лежали его книги и рядом — вещи, принадлежавшие ему и бережно хранимые летчиками. И по тому, как они осторожно дотрагивались до коричневого шлема и поношенных летных перчаток Сафонова, я понял, что эти вещи представляют для них самые драгоценные реликвии. Казалось, ни время, ни снежные бураны не замели его следов.
Скупой, сдержанный и отчасти грустный рассказ бывшего комиссара эскадрильи Сафонова — Петра Александровича Редкова — помог мне представить облик командира, товарища и друга летчиков, который на протяжении дня появлялся повсюду — на командном пункте, на старте, в столовой, в общежитии. Обремененный множеством забот, Сафонов все же находил время почти для каждого человека. С одним просто и дружески поздоровается, другого остановит и строго пожурит, а третьего спросит на ходу: «Как дела?» — и, увидев на лице довольную улыбку, сам радостно улыбнется. Большое доброе сердце билось у него в груди, и тепло его сердца передавалось всем окружающим, от ближайшего соратника — Редкова — до авиационных техников и мотористов, которых он в шутку называл: «Наши телохранители».
Он покорял людей своей скромностью и простотой. О его летно-боевых качествах и говорить не приходится. Он искал встречи с противником, а если собьет самолет и вернется на аэродром, то с нетерпением ходит возле бензозаправщика. Как только техник доложит: «Машина готова», — Сафонов уже из кабины командует: «К запуску!» Минута-другая — и его «ястребок» уносится в небо.
«Мистер Сафонов показывает, на какие чудеса способны русские люди!» — писали корреспонденты английских газет — случайные очевидцы воздушных боев на Севере.
* * *
Под впечатлением встреч с летчиками Северного флота я написал корреспонденцию «След героя». Не трудно догадаться, в ней речь шла о преемственности традиций, о Борисе Феоктистовиче Сафонове, проложившем след, по которому пошли его многочисленные ученики. Прошлое сплеталось с настоящим в один крепкий узел. Я приводил самые последние примеры мастерства и героизма наших летчиков, в частности воздушный бой над Мурманском на высоте семь тысяч метров. Летчики Виктор Кукитный и Алексей Пелипенко дрались с двумя «мессершмиттами» и обоих «мессеров» сбили, о чем быстро донесли посты воздушного наблюдения. Но эти факты выглядели довольно привычно, буднично. Ведь такие или им подобные события происходили в авиации изо дня в день, и о тех уже много писалось.
Мне явно не хватало какого-то яркого эпизода, который позволил бы по-новому осветить эту хорошо знакомую тему.
И, как всегда, неожиданно представился такой случай.
...Дверь в землянку распахнулась, и на пороге выросла хорошо знакомая фигура Петра Александровича Редкова. Вид у него был радостный, лицо светилось, нетрудно было догадаться — произошло что-то необычайно важное.