Наконец колпак стянули, и летчик спрыгнул на крыло. На лице его виднелись порезы, губы дрожали, в нем чувствовалась какая-то растерянность. Он сказал:
— Там полно «мессершмиттов», и нас вовсю клевали, я еле ноги унес. Штурман Пудов убит...
Из люка нижней кабины вынесли тело штурмана. Руки Пудова болтались как плети. Но глаза были открыты, и казалось, что он смотрит на нас. Его положили на землю, врач, расстегнув комбинезон, проверил пульс и сказал:
— Мертв!
Летчики стояли с понурыми головами. Командир части посмотрел на часы и спросил:
— Кто в готовности?
— Агафонов!
— Дайте ему старт по тому же маршруту, с тем же заданием.
Взвилась ракета. Снова загудели моторы. Три торпедоносца вырулили на старт и ушли в воздух.
Я подумал о том, с каким чувством идут в бой летчики. Вероятно, они волнуются, им страшно. Спросил об этом полковника Кидалинского. Он жестко произнес:
— Они воины, им бояться не полагается.
И тут же добавил:
— Конечно, все люди, все человека, и все испытывают страх, но на то и воля у бойца, чтобы преодолеть этот страх, взять себя в руки.
Мы пошли в столовую. За столиком в уединении сидели два летчика. Один из них был герой дня — истребитель Антонец, летавший утром на прикрытие первой группы торпедоносцев. Он сбил над караваном немецкий самолет. За обедом ему подали стопку водки.
— Это кому? — спросил он.
— Вам. За сбитого фрица, — ответила девушка-официантка.
— А нам? — разочарованно спросили еще два летчика.
— А вам за что? — спросила девушка.
— Мы наблюдали, как фрицы летели в воду.
— Ну и сейчас будете наблюдателями, — бойко отрезала девушка под общий хохот.
Мы обедали быстро, боясь прозевать возвращение Агафонова. Когда мы вернулись на аэродром, уже смеркалось. Небо заволокло тучами, посыпал густой снег. Время полета истекало, и все очень волновались. Но вот наконец послышался нарастающий гул — и из-за леса показались самолеты.
— Агафонов... А вот второй, а вот третий!
Техники кричали и прыгали, как дети.
Они хлопали рукавицами и от избытка радости начали бороться друг с другом. Но все были неприятно изумлены, когда увидели, что последний самолет принес торпеду обратно.
Агафонов сел раньше всех, вышел из кабины и направился к полковнику Кидалинскому с рапортом:
— Задание выполнено. В районе Варде обнаружил и атаковал два транспорта противника водоизмещением десять — двенадцать тысяч тонн. При отходе наблюдал взрывы.
— Хорошо. Где остальные члены экипажа? — спросил полковник.
Штурман и стрелок-радист выдвинулись вперед.
— Что наблюдали? — продолжал полковник.
— — Сперва ужасающий зенитный огонь. Восемь береговых батарей из сопок били залпами. Торпеду сбросили с восьмисот метров и тут же справа заметили немецкий самолет. Он нас не видел и шел своим курсом. А может быть, видел, но боялся подойти.
— А вы, стрелок-радист, что видели?
— Я видел столб воды. Командир сказал: «Смотрите, взрыв». Я сказал: «Нет, это еще не взрыв». Но через минуту-две вырвался большой столб дыма и поднялся к небу. Тогда я сказал: «Вот это действительно взрыв».
К полковнику подошли еще два экипажа.
Последним подошел с виноватым видом командир самолета, вернувшегося с торпедой.
— Разрешите доложить. Механизмы не сработали, нажимал на аварийный рычаг, ничего не вышло.
Полковник, не глядя на него, обратился к инженеру:
— Никого к самолету не подпускать, создать комиссию и немедленно выяснить, в чем дело.
Поздно ночью я возвратился на командный пункт ВВС Северного флота. В небольшом помещении десятки телефонов, микрофонов, динамики. Над картами и схемами склонился майор Некрасов. Он поспешил меня обрадовать:
— За эти два дня потоплено шесть транспортов, два транспорта повреждены, сбито два немецких самолета, потоплен катер и другой катер поврежден.
В момент ударов по транспортам вся масса нашей истребительной авиации была брошена наперехват истребителей противника.
Я встретил командующего ВВС. У него было сердитое лицо. Взглянув строго на меня, он спросил:
— Не собираетесь ли писать о капитане, водившем девятку бомбардировщиков?
Я ответил:
— Собираюсь, — и с восторгом добавил: — Это была геройская работа.
Генерал объяснил, что произошло: К. не выдержал маршрут, стал заходить на конвой не с моря, а со стороны берега, нарвался на огонь зениток и береговой батареи. Летчики пошли на цель, сбросили бомбы и повредили крупный немецкий транспорт. Два самолета загорелись от прямых попаданий, остальные ушли. Один самолет дотянул до Рыбачьего и там совершил посадку. Другой погиб над конвоем.