Пусть сейчас иная техника, иной сложности задача. Но опыт минувшей войны живет в духовном настрое подводников, в их мастеровитости, в сознании каждым своей персональной ответственности за всех, в способности реализовать эту ответственность делами. Так, как реализовал ее Цитрик, который выполнял чертовски трудную, но необходимую для корабля работу, зная, что никто не справится с нею лучше, чем он...
Читая дневник, я ощущал жизнь корабля. Вместе с автором радовался, когда все шло нормально, улыбался, когда представлял себе картину тропического ливня и наших ребят, высыпавших на палубу с мылом и мочалками, чтобы воспользоваться даровой пресной водой. И вместе с автором переживал сложные положения, от которых в океане никто не застрахован.
«Во время ночной вахты обнаружили судно. Мы шли прямо на него. Когда дистанция сократилась, я остановил дизель и начал погружаться. После того, как задраили люк и ушли на перископную глубину, лодка стала стремительно падать вниз. Я увеличил ход моторам до среднего, рули поставил на всплытие. Однако это сразу не помогло. Дал полный ход моторам. Механик начал продувать среднюю. Погружение прекратилось, и лодка начала всплывать с дифферентом на корму. Продули кормовую группу. Выскочили на поверхность, я остановил моторы, и лодка закачалась на волнах.
Несколько мгновений мы молчали. Конечно, ничего страшного не произошло. Но в такие моменты каждый с особой остротой ощущает, что под нами глубина 5000 метров, а до базы — 5000 миль. Ко всему этому корабль, с которым мы расходились, был близко. Когда всплыли и отдраили люк, отчетливо виднелись ярко освещенные иллюминаторы. Виновниками этого нечеткого маневра оказались трюмные, вернее даже один из них. Вывод: усилить контроль и повысить требовательность. А вместе с тем продолжать учебу, тренировки, добиваться высокой классности...»
И дальше нет ни одной записи, где не говорилось бы об изучении корабля, тренировках, сдаче экзаменов на классность, о соревновании между вахтенными сменами.
С теми, кто отстает в учебе, дополнительные занятия. Система индивидуальных занятий. И для всех — технические викторины, вечера техники, КВНы на технические темы. Снова и снова осознаешь: техника — знамение времени, техническая эрудиция — опорная база боевой готовности моряка...
«Мы в центре циклона. Волна 8—9 баллов. Огромные пенящиеся волны-чудовища бродят по горизонту. Дует сильнейший ветрище, Ночью не поймешь, где небо, где море, — все сплошная вода, шум и грохот. После заступления на вахту смотрел полыхающие по всему горизонту зарницы. Хотели увеличить ход, но лодку тут же накрыло волной, и вода с адской силой хлынула в центральный пост. Я был как после душа. И вахтенный офицер тоже. В эти мгновения с моих ног сорвало сандалетку и унесло в море, вторую я сам выбросил... И так бесконечное число раз налетали все новые и новые водяные валы, мы едва держались на ногах, продолжая нести вахту».
Над хмурой Атлантикой бродят циклоны
И хлещут дождями по майским закатам,
Здесь воздух — не воздух, сырой и соленый,
И рваные тучи — как грязная вата.
Насквозь просолились отсеки и мили,
Сердца просолились и стали чуть строже,
А дни каруселят все мимо и мимо,
Как волны, одни на другие похожи.
И кажется, путь наш, как мир, бесконечен
По серой пустыне, по волнам-ухабам.
Он даже на карте не будет отмечен —
Мы слишком малы для такого масштаба.
Такими представляют они, монотонно-утомительные, похожие друг на друга походные будни. И на каждом листике календаря, вывешенного в центральном посту, обозначено: сколько дней корабль в походе. Смотрят люди, прикидывают про себя: до возвращения еще далеко, лучше о нем и не думать. А вот до встречи с танкером, который, помимо всего прочего, доставит почту, осталось немного. На это и нацеливаются все помыслы. Наконец он наступает, праздничный день:
«Все эти сутки почти не спал. Уснул, а в 4.00 был уже на ногах. К этому времени мы находились в точке встречи с танкером. Поднялся на мостик, ночь была сравнительно светлая. В это время доложили — обнаружен белый огонь.
Через несколько минут он потерялся. Мы усиленно его искали и все-таки нашли. А танкер нас не видел. Мы выстрелили двумя красными ракетами, вытащили на мостик прожектор, приготовили людей. Увидев ракеты, он начал нам отвечать прожектором. Написал, чтобы мы подошли. Управляя моторами, мы приблизились, даже слегка «поцеловались» бортами. Началась передача продуктов, через шланги подавалось топливо. Наконец после мешков с картофелем, капустой и свежим мясом в наши руки переплыл драгоценный мешок с почтой: газетами, журналами и самой большой ценностью — письмами. Как ни велик был соблазн распаковать мешок и увидеть дорогие каракули моего «зайчика», я все же не сделал этого, пока не была закончена приемка топлива и продовольствия. И лишь когда попрощались и отошли, мешок был вскрыт и по трансляции начали вызывать счастливчиков, которым пришли письма. Надо было видеть радостные, сияющие лица! Эти письма были самой высокой наградой за все пережитое и испытанное, за эти дни зноя и холода, штормов и циклонов...»