— Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, — шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:
— Ты и так толстая, тебе нельзя.
Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?
— Сын, — строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. — Что за манеры. Весь в мать, — вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. — Представляешь как с ними двумя тяжело? Гости — плохо, праздники — это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.
— Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, — хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.
Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.
— Разве не прелесть? — скалится ректор, хлопая по столу. — Решено, на следующей неделе у бабушки Яна юбилей, приходите вместе! Кстати, зови меня дядя Ваня. Наедине, разумеется, — добавляет, пока грудь от важности надуваю. Щедрость какая, ректора университета дядей звать.
Слышите стук? Это челюсть моя нижняя второй раз под стол закатилась, а демон рядом дернулся, конфеткой подавившись. Пришлось по спине хлопать, дабы дай Бог раньше времени обратно в родной девятый круг не попал.
— Папа, ты сбрендил? Какой к чертям юбилей?! — зарычал, отодвигаясь от меня. Что сильно хлопала? Ну, прости, ты умирал.
— Бабули, — невозмутимо ответил Иван Федорович, потирая подбородок, — Зоя Семеновна будет рада. А не придешь, она тебя в огороде закопает. И меня заодно, что внучка любимого не привез.
В этой семье адекватные женщины водятся или только нам с дядечкой Ваней так не повезло? Эй, сатанище, давай, скажи свое веское мужское слово!
— Не хочу я на юбилей, — ворчит, куксится. Резче, где рога? Где хвост с виллами? Я не готова умереть ради твоего прикрытия.
— Вы знаете, я, наверное, не смогу, — бормочу, пытаясь спасти ситуацию. Заодно себя. — К маменьке съездить надо, опять же учеба.
— Ерунда! — отмахивается дядя Ваня, — Яша тебе поможет. Ему все равно стоит чаще на занятиях появляться, — снова строгое лицо. В этот раз конечно по-настоящему. Хочешь, не хочешь, а сахарный демон вынужденно застонал, словно смиряясь со своей участью. Господи, во что я вляпалась?
Делаю последнюю попытку спастись, выдыхая:
— Может не надо?
— Надо, — кивает Иван Федорович. Поворачиваюсь к Яну, сверля взором. Если сейчас не скажет слова против — сдам его отцу. Мол, мы никакая не пара, обманывает он вас, благороднейшего человека. На чувствах отцовских играет.
— Ладно, пап, — отвечает. Открываю рот, а меня за шею резко хватают, притягивая ближе, едва не перевернув стул, шипя в ухо, обжигая дыханием. Вот гад, сбил весь настрой.
— Дернешься — убью.
Не знаю, наверное, со стороны, это словно ласковое шептание, может поцелуй, а меня передернуло. Да только не от страха, а от прикосновения. Словно током пробило, по телу приятное тепло разлилось. Размякла вся, тая прямо на месте. Что за ерунда, Злата, прекрати, фу!
У него туалетная вода с феромонами что ли?
Затем подскакивает, хватая меня за руку. Иван Федорович сказать ничего не успел, бросая на ходу, на буксире таща мое бренное тельце.
— Мы пошли.
— Ян, не забудь про учебу, — крикнул нам вслед ректор, добавляя. — Златочка было приятно познакомиться. Растопи сердечко сына моего!
А? Что? Какое сердечко? У чудовища сердце есть?
Вылетели из приемной, так что Вареньку едва не убили дверьми. Лишь в коридоре подальше от злосчастного места обитания главы университета только тогда его величество соизволил убрать ласту от моей конечности, брезгливо обтирая ее о свою куртку.
— На людях ко мне не приближаться, бамбуковый медведь, — тут же озвучил условия. Изумленно глазами хлопаю, силясь понять. Он дурак или у меня лыжи не едут? Смотрю, думаю все же дурак. Или муд…муд… ну, вы поняли.
— Не могу не приближаться, мы же пара, — возмущаюсь. Нет, вы посмотрите какая цаца. Не подходи, сюда иди. Определись уже!
— Завтра возле библиотеки в 14:00. Опоздаешь — прикончу, — снова игнорирует меня, оглядывая пустое помещение, поворачиваясь ко мне всем корпусом.
— Обязательно вечно угрожать? Яш-ка, — усмехаюсь, правда тут же отодвигаюсь, потому рогатая тень мелькает за спиной.
— Еще раз меня так назовешь, точно частью плинтусов станешь, — рычит Ян. Недовольно глядя на время. — Не вздумай завтра опоздать. Отец попросил присмотреть за тобой на парах, так что с этого дня сидишь со мной. — Опять зыркнул, для верности еще кулаком погрозив. Нет, серьезно, кажется либо у меня чувство страха атрофировалось, либо после кабинета ректора со мной коллапс какой случился. Угрозы страшные, лицо такое, будто сейчас правда меня лопатой детской совковой забьет насмерть. Но не страшно, совсем. В какой-то момент подумалось, что это у Кришевского просто манера общения такая, возможно механизм защиты. Уж не знаю.
Или это я себя убеждаю.
А насчет «присмотреть» обидно, мне ж не пять лет
— Не маленькая, нечего за мной хвостиком ходить, — огрызаюсь в ответ. Ян молчит, меня пристально разглядывает с ног до головы, даже как-то неуютно стало. Волосы торчат? Может на одежде что? На всякий случай лицо дружелюбнее делаю, улыбаясь во все 32 зуба, как в рекламе зубной пасты.
— Слышь, метр в прыжке от ядра земли. У тебя мозг такой крошечный сам по себе или в виду низкорослости не достиг нужного размера? — интересуется, ногти свои разглядывая. Улыбка резко сползает с лица.
Нет, вот что за муд… дурак, а?
— Мой рост — средний по всем правилам. 165 сантиметров, — рычу, забывая о всяком самосохранении. — Еще слово, покажу тебе стиль панды: залезу, и побеги твои сожру, эвкалипт ты переросший!
В стойку боевую встала, перед собой подняв руки. Брови насупила, губы поджала. Стою, жду. Он молчит, я молчу, за окном ворона каркает, в коридоре тишина.
— Эвкалипт коалы едят, бестолочь, — делает замечание Кришевский, иронично брови приподняв. Фыркаю, невозмутимо одергивая рубашку, приглаживая. Будто не я сейчас себя идиоткой выставила, а другая какая-то Злата.
— Не важно, — перевожу тему, вскидывая подбородок по-королевски. — Короче, не надо меня нянчить. Без тебя справлюсь с химией.
— И физикой? — очередной язвительный выпад.
Вот при упоминании физики плечи прямо опускаются.
— И ею, — я все еще гордая. Меня не сломить.
— В чем же заключается процесс Бетло-Томсена? — как-то больно слащаво произносит, улыбаясь хищно. Дергаюсь, в панике сглатывая, перебирая в голове знания. Будто назло мозг отказывается вспоминать хоть что-то полезное, кроме мелодии из Крестного отца. Да что ж такое!
— Эээ…
— Цикл Карно?
— Нуу…
— Принцип относительности Галилея?
— Это…
— Электромагнетизм? — навис надо мной коршуном, заставляя отчаянно отклоняться. Еще немного, рухну прямо на пол под давлением собственной глупости. Ох, боже, зачем я пошла сюда? Надо было рисковать, идти на журналистику. Или на филолога. Русский у меня всегда лучше шел!
— Ладно, не знаю! — взвизгнула, понимая, что падаю. Сильная рука резко вернула в вертикальное положение, а желтые глаза насмешливо блеснули.
— То-то же, — усмехается злорадно. — Так что: ты учишься, тупица, заодно мне помогаешь. Имей в виду, учиться будешь, как положено. Не собираюсь твою дурью голову тащить до самой сессии.
— Да будто кто-то просит, — вяло огрызаюсь, понимая, что его помощь мне и правда пригодится. Обалдеть, сдать экстерном то, что для меня стало смерти подобно. А в школе мне все таким кошмаром не казалось.
— Завтра в 14:00 у библиотеки университета, — снова напоминает, поворачиваясь, шагая в сторону лестницы. — Опоздаешь…