– Нет, – сказала Джулия, проходя в двери. – Почему ты не пойдешь в ПИ? Она для этого и существует. Какая информация?
Насчет чего? – она взглянула на него, когда они начали подниматься по винтовой лестнице, прогибающейся от их веса.
Чип сказал:
– Мы можем присесть где-нибудь на пять минут?
– Если я сяду, – сказала Джулия, – половина этого острова завтра останется голая. Тебе, может, это и ничего, но не мне. Какая информация?
Он поколебался секунду. Глядя на ее крючкообразный нос в профиль, он сказал:
– Те, которые атаковали Уни, они…
– Нет, – сказала она. Остановилась, повернулась к нему, положив одну руку на центральную стойку винтовой лестницы. Вот об этом я действительно ничего не хочу слышать. Я все поняла в ту же минуту, как ты вошел в гостиную, такой у тебя был неодобряющий вид. Нет. Меня больше не интересуют такие планы и схемы. Иди разговаривать к кому-нибудь другому, – она пошла вверх по ступенькам.
Он быстро догнал ее.
– Они собирались воспользоваться тоннелем? – спросил он. – Скажи мне только, собирались ли они воспользоваться тоннелем из-за Горы Любви?
Она открыла дверь в конце лестницы, он придержал дверь и прошел за Джулией на большой чердак, где лежали какие-то части от машин. С шелестом взлетели птицы к дырам в крыше и вылетели наружу.
– Они собирались войти с другими людьми, – сказала она, идя прямо через чердак к двери в другом его конце. – Вместе с туристами. По крайней мере, по плану. Они собирались спуститься на лифте.
– А потом?
– Нет смысла…
– Пожалуйста, ответь… – просил Чип. Она сердито взглянула на него.
– Там есть какое-то большое смотровое окно, – сказала, наконец, она. – Они собирались разбить его и бросить взрывчатку.
– Обе группы?
– Да.
– Им, возможно, это удалось, – сказал он. Она остановилась, взявшись за ручку двери, и озадаченно посмотрела на него.
– Это не настоящий Уни, – объяснил Чип. – Это витрина для туристов. И, возможно, она специально предназначена служить фальшивой мишенью для предполагаемых покушений. Неизлечимые могли разнести там все на куски, и ничего бы не случилось – разве что, их бы схватили и вылечили.
Она продолжала удивленно смотреть на него.
– Настоящая штука еще глубже, – сказал он. – На трех уровнях.
Я был там однажды, когда мне было лет десять или одиннадцать.
Она сказала:
– Рыть тоннель – это самое с…
– Он там уже есть, – сказал Чип. – Его не надо рыть. Джулия открыла дверь на другой, ярко освещенный чердак, где стоял неподвижный ряд прессов со слоями тканей на станинах. На полу была вода, и двое мужчин пытались приподнять конец длинной трубы, которая, очевидно, упала со стены и лежала поперек остановленного конвейерного ремня, заваленного раскроенной тканью. Конец трубы, выходящий из стены, был все еще закреплен, и его необходимо было снять с конвейера и приставить обратно к стене. Еще один человек, иммигрант, ждал на приставной лестнице, чтобы принять его.
– Помоги им, – сказала Джулия и стала собирать куски ткани с мокрого пола.
– Если я так буду проводить время, ничего не изменится, – сказал Чип. – Это приемлемо для тебя, но не для меня.
– Помоги им! – сказала Джулия. – Давай! Мы поговорим позже. Ты вообще никуда не попадешь, если будешь нахальничать…
Чип помог мужчинам закрепить трубу на стене и вышел с Джулией на огороженную перилами площадку. Нью-Мадрид протянулся под ними, яркий на утреннем солнце. За ним лежала полоска сине-зеленого моря с точками рыбачьих лодок.
– Каждый день что-то новое, – сказала Джулия, засовывая руку в карман серого фартука. Она вынула сигареты; предложила одну Чипу и зажгла их обычными дешевыми спичками.
Они закурили, и Чип сказал:
– Тоннель там есть. По нему ввозили блоки памяти.
– Кто-то из тех групп, с которыми я была связана, возможно, знал об этом, – сказала Джулия.
– Ты можешь это выяснить?
Она затянулась. В солнечном свете она казалась старше, кожа лица и шеи была вся в морщинках.
– Да, – сказала она. – Я думаю да. А ты откуда знаешь об этом?
Он рассказал ей.
– Я уверен, что его не зарыли. В длину он километров пятнадцать. И кроме того, его должны использовать. Там отведено место для новых блоков памяти, когда Семья станет больше.
– Я думала, что у колоний свои компьютеры, – сказала задумчиво Джулия.
– Да, – ответил он, не понимая. А потом он понял. Только в колониях семья росла, на Земле, где у пары было только двое детей, и не каждой паре давали право на потомство.
Семья уменьшалась, а не увеличивалась. Он никогда не связывал это с тем, что Папа Джан говорил о пространстве для новых блоков памяти.