— Нет! Гибкость нет!
Ушел в подвал. Принес моток веревки. Темной, будто промасленной. Сделал петлю. Для броска примерялся.
— Пойдет, — сказал. — Хорошо ложиться будет.
Когда Иноземцев и адыгеец уходили, женщины стояли у подвала. Они не плакали и не печалились, а смотрели на старика преданно и робко.
Адыгеец вел Ивана какими-то одному ему известными путями. Он шел быстро, чуть согнувшись в пояснице, по не хватался руками за ветки и корни, как это делал Иноземцев, а только размахивал ими, балансируя.
Двое солдат из батальона связи присоединились к ним уже на вершине горы.
— Сколько тебе лет, отец? — спросил Иноземцев.
— Семьдесят четыре…
— Хорошо ходишь.
— Годы позволяют. Дед в девяносто лет охота ходил.
У края пропасти остановились. Гора напротив отвесно падала вниз. Снег кружил совсем редкий, но луну закрывали облака. Старик вгляделся в ночь. Поднял руку, указывая вперед:
— Дуб видишь?
— Нет, — признался Иван.
Старик присел. Схватился руками за что-то — и вдруг исчез.
— Елки зеленые!.. Оступился дед, — прошептал один из солдат.
— Тише, — предостерег Иноземцев.
Что-то свистнуло на той стороне, словно кто-то ударил плетью.
Потом снизу, из-под ног, они услышали голос Коблева:
— Ходи сюда. Дорога надежный есть.
— Где ты, отец? — растерянно спросил Иноземцев.
— Самый край ходи. На четверенькам садись. Руками корень держаться будешь.
Иноземцев присел. И действительно, нащупал пальцами мокрый корень, толщиной с канат. Он крепко схватился за него и начал сползать вниз.
— Джигит, смело прыгай!
Иноземцев разжал пальцы. И очутился на твердой площадке рядом с адыгейцем.
— Дорога есть, — сказал Коблев и взял Иноземцева за руку. — Пробуй.
Этого Иноземцев не ожидал. Он думал, что старик сейчас станет бросать веревку через щель, И пройдет много времени, и уйдет много сил, пока петля захлестнет сук. Но веревка уже была натянута. Иван дернул ее.
Словно уловив его сомнение, старик сказал:
— Верный веревка. Скакуна выдержит. Ходить вперед можно.
На картинках, в инструкциях по альпинизму, Иван видел, как нужно перебираться на канате через пропасть. Но еще ни разу в жизни ему не приходилось преодолевать ничего подобного.
Перебросив автомат за спину, он снял варежки, потому что не очень доверял им, вытащил брючный пояс, продел его за ремень, потом схватился за веревку и вдруг почувствовал, что брюшной пресс развит слабо и что у него не хватает силенок забросить ноги, обутые в тяжелые солдатские сапоги, на веревку.
— Подмоги, отец, — попросил Иван. — Спасибо… А теперь подстрахуй меня.
— Чего говоришь?.. Сам потихоньку ползи. Руками перебирай.
— Страхуй, говорю… Пояс через веревку перебрось и застегни, значит.
— Зачем пояс? Джигит так хорошо.
— Сделай, христом-богом прошу, — взмолился Иван.
…Голенища сапог легко скользили по веревке, и до середины пути Иноземцев добрался без трудностей. Но теперь, когда спуск кончился и веревка устремлялась вверх, Иван почувствовал, как слабнут окоченевшие пальцы, каких усилий стоит каждый сантиметр. Он знал, что над ним покачивалось небо. И холодные хлопья искали его лицо, руки. На какое-то мгновенье он понял, что не может разжать пальцы, не может двинуться с места. Потом ему показалось, что нет никакого неба, никакой пропасти и речки на дне ее, нет веревки и коченеющих пальцев. Есть только сон. Тяжелый и страшный сон. Нужно лишь пересилить себя, проснуться.
Но выглянула луна. Внезапно. Засеребрилась между облаками. Посмотрела на горы, на пропасть, на Ивана. И он тоже посмотрел вперед и увидел, что земля близко, что до кряжистого дерева, в чьей прочности жизнь Ивана, осталось три-четыре метра. Он догадался: пальцы, которые пожимал майор Журавлев, которые ласкала Нюра, не отказывают, а просто испытывают его на смелость.
Много ли стоишь ты, геройский разведчик?
Ну!!! Разжимай руки, ноги, лети в пропасть. Страховка у тебя плевая. Ненадежная страховка! И никто не узнает, почему не стало Вани Иноземцева. Пуля ли его прошила, сердце ли отказало со страха…
Нет, пальчики! Врете, милые! Мы еще жить будем, Нюра нам еще деток нарожает.
Скрылась луна. Поверила в Ивана. Спасибо! Спасибо ей за это!..