Она спустилась метров на пятьдесят, а может быть, чуть больше. И встретила первую тропинку. Но на тропинке стояли маленькие кони темной масти. И бойцы вьючили на них бомбы. Галя заглянула в глаза лошади, а лошадь — в глаза Гали. И обе они насторожились и удивились, потому что артиллерийская канонада внезапно смолкла.
Галя пошла по тропинке к позициям, а бойцы, видимо казахи, по-своему покрикивали на коней и держали их под уздцы.
Тропинка сползала вниз, к самому подножию горы. И Галя медленно шла по ней. Кони остались позади, а впереди не было видно ни одной души, да и сама тропинка дремала где-то в кустарнике, но Галя уже ходила здесь раньше и знала: через несколько метров начинается траншея.
Ветки и листья присыпали землю. Справа, меж кустов, светлели плеши. Еще вчера их здесь не было: Галя поняла, что это следы от мин. У входа в траншею она увидела подполковника. Представитель штаба армии лежал на спине в распахнутой шинели и глядел в небо неживыми глазами.
Ветер слизал туман, но темные и серые пятна еще имели расплывчатые очертания. И только контуры гор проглядывались четко на посветлевшем небе.
— Восход в шесть восемь, — сказал полковник Гонцов.
Он высунулся над бруствером, хотя сознавал, что это рискованно, и посмотрел на место, где темнела фигура Сливы, распластавшегося на санках. Поняв, что ему не добраться, Слива в последний момент прикрыл бомбу своим телом. А может, все это вышло случайно… Кто теперь знает.
— Все-таки немцы его не видят, мешают кусты.
Майор Журавлев возразил:
— Они знают, что он мертв… Ставим дымовую завесу.
Гонцов согласился.
Но когда десятка два шашек выбросили белые хвосты дыма, немцы вновь начали стрелять из минометов, и не только по позициям, но и по ничейной земле, где лежал Слива.
Старший группы Чугунков сказал:
— Валяй, ребята! — И кое-что добавил для крепости.
Ребят было двое: бывший шофер Жора и архивариус.
Ветер гнал дым вдоль позиций низкой полосой, а когда в полосе рвались мины, то они вздымались белыми гривами. Гривы эти исчезали быстро, словно мыльные пузыри.
— Только бы не сбились с направления, — сказал полковник Гонцов.
Кто-то потеребил его за рукав.
Он обернулся.
— Галочка!
— Там… Подполковник из штаба лежит… убитый… — тихо сказала радистка.
— Где?! — это уже кричал Журавлев.
— У запасного входа.
— Иноземцев!
Но тут рядом упала мина. И всех присыпало землей. А Галю даже ударило о стенку окопа. И она стояла покачиваясь, потому что ее тошнило и перед глазами плыли желтые ромашки.
— Марш в укрытие! Всем! Всем! — Майор Журавлев разозлился. Он схватил Галю за локоть и поволок за собой. — Почему вы здесь? Кто разрешил вам покинуть КП?
— Я… Я… — Галя пыталась взглянуть ему в лицо, но ромашки по-прежнему плыли перед глазами.
— Кто вас просил говорить о моей контузии Гонцову? Накажу! — зло выкрикнул майор Журавлев и выбежал из укрытия. — Иноземцев!..
Мины ложились часто и густо.
Гонцов некоторое время сидел рядом с плачущей Галей и гладил ее волосы. А потом тоже ушел. Галя плакала долго…
Она появилась в траншее, когда уже взошло солнце, еще невидимое отсюда, потому что его заслоняли горы.
Всего несколько минут назад благополучно вернулись Чугунков, бывший шофер Жора и архивариус. Они принесли тело Сливы, бомбу и санки. У Жоры была перебита левая рука. Санитарка перевязывала его бинтами. Чугунков, вынув из кармана гимнастерки Сливы потертый конверт, старался разобрать домашний адрес.
Архивариус жадно свертывал самокрутку.
Увидев Галю, полковник Гонцов спросил:
— Все нормально? — И вынул из кармана мятую плитку шоколада.
Галя покачала головой, и слезы опять побежали по ее щекам.
— Товарищ полковник, переведите меня в другую часть… Умоляю!
Но Гонцов ответил скороговоркой, не принимая ее просьбы всерьез:
— Хорошо, хорошо… Что-нибудь придумаем…
— Я очень прошу, товарищ полковник!
— Кушай, кушай… Переведем в штаб дивизии.
И он прошел мимо. И она удивилась, потому что от полковника пахло мылом и хорошим одеколоном.
Выйдя из траншеи, Галя вновь увидела маленькую лошадь темной масти и двух скуластых бойцов. Рядом на носилках покоилась бомба с желтым стабилизатором. Место, на котором час назад лежал мертвый подполковник, было присыпано сухой глиной.