— Что? — спросила глухо и неприветливо.
Степка хотел, чтобы все скорее кончилось, и поэтому не стал дольше прятать куклу за спиной, а протянул Ванде. И протарахтел, как учила Любаша:
— Ванда, поздравляю тебя с днем рождения. Желаю здоровья, успехов в учебе, счастья в жизни. Прими подарок!
Но Ванда не приняла, а залилась жгучими слезами и убежала. Он готов был провалиться в подвал. Тем более что там стоял его драгоценный ящик, а возле него Степка чувствовал бы себя уютнее, чем здесь.
Беатина Казимировна взяла куклу и очень спокойно — она всегда отличалась этим качеством — сказала:
— Спасибо, Степан. Кукла очаровательная. Как ты ее назвал?
— Я об этом не подумал…
— Хорошо, Степан. Садись сюда, посмотри журналы, Ванда сейчас придет.
Беатина Казимировна унесла куклу в другую комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
Журналов на столе лежало много. В одном из них был нарисован пузатый Геринг, который смотрел в небо, и вместо облаков над ним витала петля. Все было угадано правильно!
Ванда вышла. Она была одета в другое, чем четверть часа назад, платье, сшитое из черной материи, тонкой, кажется, шелковой, а может быть, и какой иной, но очень богатой, с выбитыми сложными рисунками внизу на груди. На этот раз она была приветлива и держала куклу очень бережно.
— Мы назовем ее Инна, — сказала Ванда.
— Как хочешь, — согласился он.
И это немножко разочаровало Ванду. Но когда они вышли во двор, она все же не стерпела:
— Что-то тебе давно не приходили письма из Архангельска.
Беатина Казимировна еще не закрыла за ними дверь:
— Ванда встала сегодня не с той ноги.
Девочка повела плечами. Побледнела. Даже ноздри расширились от злости.
Они молчали на скамейке долго. Наверное, с полчаса. Потом и он не вытерпел и решил открыться:
— Хочешь, сегодня Красинину в сад гранату бросим?
Она повернула к нему голову, нацелилась взглядом, словно собиралась расстрелять, и твердо сказала:
— Хочу.
— Вечером, когда стемнеет…
— У тебя есть граната?
— Да. И запалы есть.
— Шутишь!
— Нет. Поклянись мамой и папой, что никому не скажешь.
Это была самая страшная клятва…
— Клянусь, — сказала она.
— Нет. По всем правилам.
— Клянусь мамой и папой, что никому, никогда не скажу о том, что узнаю от тебя.
И он повел Ванду в подвал. И открыл свою тайну.
— Здесь целый склад! — удивилась она. — Зачем тебе столько?
— Так. Нужно… Я хочу убежать на фронт.
Тогда она шепотом сказала:
— Клянись мамой и папой, что никогда, никому не выболтаешь.
Он поклялся.
— Хорошо, — удовлетворилась Ванда. — Знаешь, почему я поругалась сегодня с мамой?
— Нет.
— Она не разрешала мне надевать это платье. Правда, несправедливо? Ведь сегодня день моего рождения.
— Взрослые судят по-своему.
— Я с ней часто ругаюсь, — сказала Ванда.
Когда они вылезли из подвала, платье Ванды было в пыли и паутине. Степка тоже перепачкался с ног до головы. За кустами они долго и старательно очищали друг друга.
Ванде исполнилось тринадцать. На десять месяцев она была старше Степки. Но угадать этого не смог бы никто. Потому что Ванда ходила нежная и хрупкая, как Мальвина из «Золотого ключика». А Степка… Степка вымахал словно бурьян в огороде. И еще сильно загорел — от загара все кажутся взрослее. А к Ванде загар не приставал. И лицо ее по-прежнему оставалось светлым, но, конечно, гораздо темнее, чем волосы, потому что волосы совсем выгорели от солнца и стали не белыми и не желтыми, а такими, немытыми; но это была неправда, ибо Беатина Казимировна два раза в неделю заставляла Ванду мыть голову дождевой водой и ежедневно умываться с мылом, что, по мнению Степки, было большим неудобством. И он сочувствовал Ванде, когда она жаловалась:
— У меня лицо ни в жизнь не загорит. Я же каждый вечер смываю загар. Не веришь? А это правда. Смотри, ведь ноги у меня немножко загорели.
И она приподнимала платье, показывала круглые коленки и ноги повыше колен, которые были совсем другими, чем внизу, полными и ни капельки не загорелыми.
Стук топора слышался долго. Сумерки уже отгуляли свое. Подкрадывалась темнота. Ванда нервничала. Беатина Казимировна могла позвать ее ужинать, и тогда Ванда не увидела бы, как граната разнесет в щепки «дровяной склад» Красинина. Конечно, она услышала бы взрыв, панику… Но Ванда была не согласна:
— Это же лучший подарок. Лучше, чем кукла.
А топор все стучал, мерно, неторопливо. Красинин, который на памяти Степки никогда и нигде не работал, любил делать все не спеша и аккуратно. Из-за угла дома Степка видел, как он клал на пенек чуть приваленный ствол дубка и рубил его, почти не размахиваясь, маленьким острым топориком. Поленья укладывал в штабеля. Их было уже много, этих штабелей, — целый городок.