Но с этой минуты все переменилось. Теперь немцы с собаками преследовали их, словно зайцев. Вот только ноги у разведчиков были не заячьи. Усталые ноги. А у Степана из-за развалившихся ботинок ноги истерлись в кровь.
Когда они достигли вершины (гора была длинной, вытянутой, точно рукав, и обогнуть вершину никак было нельзя), то поняли, что им не уйти. Собаки все-таки взяли след. И мышиные мундиры немцев мелькали промеж деревьев совсем близко.
Осмотревшись, Чугунков сделал знак рукой. И все упали в мокрые листья. Положив автомат на ствол поваленного дуба, Чугунков отрывисто, мешало частое, сбившееся от трудного бега дыхание, сказал:
— Уходите вниз… по склону. А там… по лощине. На запад. Все больше на запад. Я прикрою.
— Не пойду, — уперся Иноземцев. — Не пойду!
— Пристрелю! — взъярился Чугунков. — Выполняй приказание!
И он стал стрелять из автомата, потому что двое немцев с собаками на поводках показались на лысом месте, метрах в сорока, где не было ни кустов, ни деревьев. Он очень удачно выдал очередь. И оба немца свалились замертво, и одна собака тоже. А другая, крупная серо-черная овчарка, что есть сил натягивала поводок, который окаменело зажал убитый немец, и лаяла, завывая. Чугунков деловито прицелился, выстрелил двумя патронами. Собака опрокинулась на спину, больше не лаяла и не выла, только дергалась серыми лапами.
— Здесь уже, братцы… Здесь недалеко до наших. День ходьбы, — говорил Чугунков. — В ночь дома будете.
Немцы ответили беспорядочной стрельбой. Они не видели разведчиков. Но, кажется, спустили с поводков собак и теперь стреляли повыше, чтобы не задеть животных.
— Вместе, может, Виталий… Может, отобьемся… — бормотал Иноземцев.
— Видел машины на дороге? Пока мы будем отбиваться, они оцепят гору. Вот карта. Доложишь майору Журавлеву. И Степку береги. Рано ему еще загибаться. Пусть в Туапсе едет. В школу ходит. Не возьмут город немцы. Это я, Чугунков, говорю…
Пригибаясь низко, ниже кустов, Иноземцев и Степка побежали по северному склону. И сколько раз ни оглядывались они, но не видели Чугункова, скрытого нависшей над ними горой, только слышали голос его автомата. Долго слышали, уже отмерив километров пять по лощине.
Больше о судьбе Чугункова неизвестно ничего. На Пасеку родителям пришло извещение — горькое, но, может, не самое страшное, оставляющее крохотную, как зерно, надежду о том, что их сын, Чугунков Виталий Ефимович, рядовой Красной Армии, в боях за Советскую Родину пропал без вести северо-восточнее Туапсе.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Держать на коленях круглый котелок, закопченный до такой густоты, что он уже не пачкал одежду, оказалось горячо. Но поставить его можно было только на пол, потому что в школе, где располагалась разведрота, не осталось ни одного стола, ни одной парты. Немцы, еще недавно хозяйничавшие в селе, пустили школьную мебель на растопку.
Пар маленьким облаком белел над котелком, источавшим запах крутого, наваристого борща. Дрожала коптилка. Она стояла на футляре из-под баяна. А баян, лежавший рядом с хозяином, поблескивал перламутром пуговиц таинственно и красиво.
Стекол в оконных рамах, конечно, не было. Да и сами рамы сохранились не везде. Поэтому на окнах висели плащ-палатки. И ветер раскачивал их, словно белье на веревках.
Степка сидел возле стены. Подражая разведчикам, держал котелок на коленях. Получалось это у него не очень ловко, ведь еще никогда ему не приходилось есть из котелка.
Каждый раз, когда отворялась дверь, Степка поворачивал голову, ожидая увидать Иноземцева, но Иван, вызванный в штаб полка, не возвращался долго. Собственно, Степка и не знал точно, когда его боевой товарищ потребовался командиру. Они разыскали полк майора Журавлева только сегодня на рассвете. И даже не позавтракав, улеглись спать на каких-то брезентовых чехлах, накрывшись Ивановой шинелью.
Проснувшись, Степка обнаружил, что лежит под зеленым суконным одеялом, а Иноземцева рядом нет. Разведчики — ребята все молодые, но, по лицам видно, крепко уставшие, — делили обед. Запах борща напомнил мальчишке о доме. Он помрачнел. И совсем тоскливо сделалось на душе…
Котелок успел опустеть и остыть, прежде чем возвратился Иван Иноземцев. Под мышкой у него торчала новенькая стеганка защитного цвета, в которую что-то было завернуто.
— Сыт, Степка? Хорошо! — сказал Иван. — Я тоже на пищеблоке подкрепился. — Иноземцев победоносно развернул стеганку: — Кое-что подходящего из промтоварчиков тебе раздобыл.