— Дядя Ваня, а вы? Разве сейчас мыться не будете?
— Здесь?! Там бы я помылся. — Иван кивком показал на стенку, за которой весело разговаривали женщины. — Да меня не пустят…
Рация трещала тоскливо и надоедливо, как сверчок. Керосиновая лампа с чистым высоким стеклом в меру своих сил освещала прокуренную, заполненную людьми комнату.
Томительно тянулось время, а майор Журавлев все не вызывал к себе ни Степку, ни Ивана Иноземцева, Одни офицеры входили в его комнату, другие выходили. И когда открывалась дверь, Степан видел домашние льняные занавески и край стола, заваленного картами.
Было душно. Иноземцев снял шапку. И волосы у него оказались взмокшими.
— Шумно очень, — сказал Степка.
— Штаб! — Ответ Ивана прозвучал многозначительно.
— А если за стенкой стать, то гудят, как на колхозном рынке.
— Сколько тебе лет? — спросил Иван.
— Тринадцать.
— А питюкаешь, как взрослый.
— Что такое питюкать?
— Говорить, рассуждать.
— Это есть, — согласился Степка. — Все взрослые в один голос утверждают, что язык у меня подвешен здорово.
— Тоже неплохо, — рассудительно заметил Иноземцев. — В жизни вполне может пригодиться. Помню, на базу ко мне лектор приезжал. Сорок пять минут проговорил, что у них по-хитрому академический час называется, потом сумму за это дело получил. И угостил я его, как водится, водочкой, балыком… Все не ящики таскать…
Иван, безусловно, намеревался развить мысль и дальше, но из комнаты командира полка вышел лейтенант и сказал:
— Иноземцев, давай со своим мальчишкой. Командир полка ждет.
Иван посмотрел на Степку, кивнул: дескать, держись!
Орденские колодки пестрели на груди майора, словно букет цветов. Их было полных три ряда. Они настолько приковали внимание Степана, что он даже не посмотрел на лицо Журавлева, как всегда, замкнутое, неулыбчивое. Поэтому не смутился, не растерялся. И это понравилось майору. Он протянул мальчишке руку и сказал:
— За автопарк спасибо. Представлю к медали.
До Степки не сразу дошел смысл сказанного. Рука майора была теплой, будто из перчатки. В петлицах краснели по две шпалы. И Степке вдруг захотелось стать взрослым и командовать полком вот так, опираясь ладонью на топографическую карту. Он даже вздохнул.
— Большой личной храбрости паренек, — заметил Иноземцев. — Только мал еще в самостоятельное путешествие пускаться.
Последнюю фразу Иноземцев продумывал весь вечер. Твердил ее, чтобы не забыть. И в последний момент запамятовал одно слово — вместо «поездка» сказал «путешествие». Иван предполагал, что этим вскользь высказанным замечанием он подаст майору мысль поручить ему, Иноземцеву, сопровождать Степана до Туапсе. И тогда он увидит свою Нюру. И она будет говорить ему какие-то слова. А он — смотреть на нее и радоваться.
— Значит, отца искал?
— Пробовал, — ответил Степка.
— Покажи адрес.
Бумажка с адресом была потертой, как старая стелька.
— Разберете? — спросил Степка.
— Разберу. — Майор положил бумажку на карту. — Домой поедешь в двадцать три ноль-ноль с санитарной машиной. Предупреждаю, никаких фокусов — в Туапсе и прямо к маме. А с отцом я найду способ связаться. Мы это мужское дело уладим без твоей помощи.
Майор критически осмотрел одежду мальчишки, поморщился.
— Нет шаровар, товарищ майор, — доложил Иноземцев, привыкший понимать командира без слов. — Размеры великоваты.
Майор недовольно снял трубку, резко крутанул ручку телефона.
— Дайте склад ОВС… Кто это? Слушай, сейчас Иноземцев привезет к тебе мальчишку. Подбери для него шапку и шаровары.
После штабной духоты ночь показалась свежей необыкновенно. Воздух был сухим. Холод на первых порах не чувствовался. И тело будто бы уменьшилось в весе. И Степке хотелось не идти, а бежать под гору.
Иван же, наоборот, не ощущал легкости в теле. Ночь не казалась ему прекрасной. Он думал о Нюре… И костил майора за черствость, за непонимание его, Ивана, мук и переживаний.
Склад ОВС состоял из двух машин-фургонов, покрытых длинной маскировочной сетью. В одном из фургонов теплился огонек. И старшина, пожилой, очкастый, согнувшись, сидел за маленьким столиком, колдуя над накладными.
Шаровары нужного размера отыскались быстро. И Степану тут же было велено надеть их.
Сняв старенькие, рваные брюки, он вынул из кармана пистолет, подаренный ему Чугунковым в разведке. Иноземцев нахмурился. Забрал оружие.