И он поверил — поверил легко, без натужных усилий.
Искренняя, неподдельная вера вошла в его душу, открытую Миру, легким плеском речной волны, шорохом степной травы, слабым шелестом зеленой листвы и беззвучным шепотом далеких звезд. И за спиной Олега выросли тугие, как паруса на старинной каравелле, обнятые свежим ветром, крылья. И ему захотелось превратиться в птицу — нет, даже не в птицу, а в небесного ангела. Да, теперь Олег страстно желал стать ангелом, живущим в далеких и недоступных человеку горних высях. Он хотел стать ангелом, чтобы всегда быть вместе с Таней — этим маленьким кротким ангелочком, чтобы навсегда, без остатка, раствориться в ее черных, как ночное небо, глазах, которые сейчас смотрели на него с любовью, и сияющие зрачки пылали в темноте двумя яркими небесными звездочками…
Наваждение длилось недолго — не больше мгновения, но Олегу показалось, что пролетела вечность, за время которой успели родиться, умереть и снова родиться тысячи звездных миров.
В том числе и тот, в котором за четверть века до этого мига появился на свет Олег…
Но ему не было жаль исчезнувшего во вселенских катаклизмах прежнего мира.
Олега больше ничто не связывало с ним. Он знал, что новорожденный мир, куда Олег вскоре вернется — не один, а вместе с Таней — будет намного лучше мира прежнего.
Он будет справедливее. А значит — добрее и чище…
Олег сел на песок рядом с девушкой, обнял ее за смуглые плечи. Таня доверчиво прильнула к нему. А Олег безмерно удивился, когда ощутил, что и тело девушки, и ее купальник были абсолютно сухими, словно она и не купалась вовсе. Только кончики волос были немножко влажными…
«Это действительно ее Мир», — подумал Олег.
— Прости меня, — виновато проговорила Таня, ее голова доверчиво лежала на плече Олега. — Я не думала, что ты замерзнешь…
Но Олег понимал, что она просит прощения совсем за другое.
За нелегкое испытание, которому она невольно подвергла его, когда он плыл через Реку…
— Я прощу тебя, — сказал Олег, наклоняясь к ее уху, — если ты поцелуешь меня.
Таня захихикала — наверное, его губы щекотали ей мочку уха.
— Ты, помнится, обещал меня поцеловать, — напомнила Таня. — Забыл?
Их губы встретились одновременно, и…
..Разум Олега помутился, когда под его рукой случайно оказалась грудь Тани, скрытая купальником. Прикосновение запретной плоти обожгло его, это было подобно взметнувшемуся к небу столбу огня, и Олег отдернул руку, а его губы уже впитывали в себя сладкий жар, исходящий от Таниных губ. И, проваливаясь с головой в жаркий омут объявшей его страсти, Олег краешком сознания ощутил, что не сможет ограничиться только поцелуями, не сможет остановиться на пороге дозволенного, потому что мимолетное воспоминание о быстром прикосновении к груди девушки не оставляет ему выбора, и он не сможет удержаться от того, чтобы не попытаться снять с нее лиф купальника и прикоснуться, как к самому сокровенному, к маленьким податливым полушариям…
И тогда он взмолился, обращаясь за помощью к Миру, как к Богу: помоги мне, огради от нестерпимого искушения…
А Таня… она еще не была готова к тому, чего страстно желала сама, ведь она давала нерушимый обет Всемогущему и Всесильному Богу, что станет женщиной лишь тогда, когда обвенчается в храме с любимым.
Но она до самозабвения любила Олега, и она хотела быть с ним — быть по-настоящему, как женщина с мужчиной, быть здесь, в ее Мире, и сладостное искушение было столь велико, что Таня наверняка поддалась бы ему, нарушив свою клятву, если бы…
Если бы не Олег, который вдруг отступил.
Отступил, потому что Мир вернул ему разум. И Олег увидел прямо перед собой глаза Тани, большие карие глаза, в которых застыл скользкий и холодный страх. И в то же время — ожидание таинства слияния душ и тел. И в то же время — горькое разочарование от того, что ничего не произошло.
Олег смотрел в большие, как Вселенная, глаза Тани и видел в них все, о чем думала в этот момент девушка. Но он уловил самое главное: она любит его и знает, что им на роду написано всегда быть вместе, но она благодарна ему за то, что он не стал торопиться — время для близости еще действительно не пришло, нужно подождать еще немножко.