Одно хорошо: моё «выступление» послужило поводом для короткой, но весьма полезной беседы с Пуллоном. Именно из таких мимолётных и ничего не значащих, на первый взгляд, разговоров зачастую получается добыть самые ценные сведения.
Я специально не спрашивал напрямую, где и в каких условиях содержат Хольда — подобные вопросы могли вызвать ненужные подозрения, а это, учитывая обстоятельства, было совсем ни к чему. Вот и приходилось выстраивать диалог так, чтобы собеседник сам касался интересующих меня тем. И если бы не бдительный Красный, я бы вытянул из болтливого ветерана всё, что он знал и даже капельку больше.
Правда, и так получилось неплохо. Я не только узнал, где находилась тюрьма, в которой держали Хольда, но и выяснил, кто её охраняет. Наличие голема всё несколько усложняло, но одно обстоятельство вселяло надежду — дважды в день кто-то приносил заключённым еду, и вряд ли это был сам граф вил Кьер. Скорее всего, пищу доставляли слуги, а раз они как-то умудрялись пройти мимо магического стража, то наверняка получится и у меня…
Конечно, всё могло пойти наперекосяк, если ветераны доложат о произошедшем между нами инциденте кому-нибудь из рыцарей, но, думаю, они не станут этого делать. Вряд ли солдатская честь позволить им рассказать, что какой-то парнишка-простолюдин сперва выстоял в бою против четверых опытных воинов, а потом одними только словами заставил тех напрудить в штанишки.
Но вот наша крепкая мужская дружба, разумеется, подошла к концу, поэтому мне не стоит попадаться ветеранам на глаза. Жаль, конечно, однако все необходимые сведения уже у меня, а раз так, то надобность в общении с Красным и его командой отпала сама собой.
Теперь нужно переходить к следующему этапу: пора наведаться в чёртову тюрьму, из-за которой столько проблем, и посмотреть, что это там за Кербер такой…
Глава 26
Первая остановка — скотный двор. Я уже знал, где он находится, поскольку натыкался на это ароматное местечко, пока бродил по замку.
Никакой башни из жёлтого камня, о которой говорил Пуллон, я там, правда, не видел, но к ней, скорее всего, вёл один из коридоров, прятавшийся за запертыми дверями.
Дорога не заняла много времени: четверть часа быстрым шагом по анфиладе из небольших залов, затем поворот и спуск по лестнице. Дальше — выход к крепостной стене, всё свободное пространство у которой было застроено кривоватыми хозяйственными постройками.
Убогие сараи, покосившиеся загоны для скота и обветшалые сенники, державшиеся исключительно на честном слове. Роскошью здесь даже не пахло, зато ядрёно воняло навозом, что, в общем-то, неудивительно — скотный двор, как-никак.
Народу тут было немного — три человека. Они сосредоточенно занимались своими делами, не отрывая взгляд от пола, и даже не разговаривали.
Не привлекая внимания, я быстро, но без суеты пересёк небольшое открытое пространство, проскользнул между крепостной стеной и какой-то хибарой, а затем замер в прохладной тени. День клонился к вечеру, но время ещё было. Нужно осмотреться.
Странно, что во дворе не оказалось ни надзирателя, ни даже какого-нибудь захудалого начальника — повелителя сена и навоза. То ли здесь собрались исключительно ответственные и фанатично преданные своему делу передовики производства, то ли людей просто запугали настолько, что никакой пригляд за ними уже был не нужен. Во второй вариант, учитывая «жизнерадостность» замковой прислуги, верилось куда больше.
Близилось время ужина, а значит, если Пуллон не обманул, кто-нибудь вот-вот должен понести узникам угощение. Словно в подтверждение моим мыслям, в этот момент из какого-то покосившегося сарайчика вышел старик. В одной руке он держал ведро, через края которого переливалась отвратительная бурда, а в другой — масляную лампу. Незажжённую, само собой.
Если заключённых здесь кормят этакими «деликатесами», то Хольду не позавидуешь…
Покряхтывая и прихрамывая, нагруженный помоями дедуля проковылял мимо меня, а потом кое-как открыл одну из запертых дверей и свернул в переход с невысоким потолком. Пока старик пытался спрятать под ворот рубахи большой медный ключ, он едва не перевернул на себя ведро и теперь оглашал округу недовольным злобным ворчанием.
Я выждал некоторое время, а потом пошёл следом. Скособоченный силуэт виднелся метрах в двадцати — думаю, ближе походить не стоит.
Дверь осталась незапертой, но я всё равно осмотрел замок. Пусть меня не назвать профессиональным взломщиком, однако кое-чему научиться в прошлой жизни пришлось. Правда, такой примитив можно было открыть совсем без навыков — достаточно иметь растущие из правильного места руки и кинжал.
Я осторожно шёл за стариком, изредка замирая в тени, когда тот вдруг неожиданно останавливался, оглядывался и бормотал при этом себе под нос какую-то неразборчивую ерунду. Не думаю, что он предполагал наличие слежки — просто, скорее всего, был не в ладах с головой.
Через пару минут мы вышли к невысокой башне, сложенной из жёлтого камня, в основании которой виднелась массивная дверь.
Дедуля поставил свою «аппетитную» ношу на землю, зажёг фонарь, после чего прошёл внутрь. Дверь оказалась не заперта — видимо, наличие голема делало ненужным замки и любую другую охрану.
В башне царила темнота, поэтому я закрыл глаза и посчитал до тридцати — верный способ, чтобы зрение адаптировалось к отсутствию освещения. В паре метров от входа начинался спуск по винтовой лестнице и, судя по отблескам света, старик пошёл именно туда.
Я разулся, чтобы меньше шуметь. Камни обожгли ноги холодом — не слишком приятно, но придётся потерпеть. В таких условиях единственное, что могло выдать моё присутствие — это звук.
После лестницы, которая показалась мне почти бесконечной, обнаружился длинный коридор. Тёмный, с изморозью на стенах и ледяными потоками воздуха, гуляющими от пола до потолка. Не хотелось бы оказаться здесь надолго… Трудно представить, что испытывал Хольд в таких условиях.
Дед с ведром не успел отойти далеко, и я хорошо видел его сгорбленную фигуру. Он шёл медленно, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Впереди не было заметно ни решёток, ни дверей, ни голема — только чернота коридора и тусклый свет, отражающийся от заиндевевших стен.
Спустя десять минут монотонной ходьбы, старик вдруг замер как вкопанный. Я подумал, что он опять решил отдохнуть, но нет — дед кое-как поднял ведро повыше, чуть снова не окатив себя помоями, и пробормотал:
— Еду, значится, для узников припёр… Пропустите меня, милсдарь Кербер…
Не знаю, к кому он обращался — в пределах видимости никого не было. Учитывая, как громыхали те големы, которых я повстречал по дороге к замку, появление этого Кербера не могло остаться незамеченным.
— Так я, значится, пройду? — с тревогой в голосе спросил старик. — Вы уж меня на куски не рвите…
То ли дед разговаривал с голосами в своей голове, то ли я чего-то не заметил. Подходить ближе было опасно — если Кербер действительно здесь, он мог меня обнаружить — но я всё-таки рискнул. Несколько осторожных шагов привели меня к кругу света, отбрасываемого лампой. Дальше идти нельзя…
Но дальше уже и не потребовалось — я наконец увидел того, к кому обращался старик.
Кербер сидел в нише на потолке. Этот голем не был похож на ожившие доспехи — скорее на сколопендру или многоножку, или другую подобную тварь. Только в отличие от живых насекомых он мог похвастаться шестиметровым «туловищем», сплетённым из проволоки, на котором висели полупрозрачные глыбы льда.
Когда старик опустил ведро и сделал робкий шажок вперёд, голем пришёл в движение. Его многочисленные острые лапы заскребли по камню, а полупрозрачная «плоть» едва слышно захрустела. Вытянутое тело свесилось с потолка, обвившись вокруг испуганного деда и его малоприятной ноши. Лёд начал пульсировать голубоватым светом — похоже, так проходила процедура опознавания «свой-чужой».
Спустя несколько секунд Кербер, дёрнулся, чем напугал деда до икоты, а затем вернулся в свою нишу. Старик же, пошатываясь, продолжил маршрут — видимо, голема вполне устроила его облезлая персона.