Всё закончилось неожиданно быстро. Я победил, но насладиться победой уже не мог.
Внутри меня раздувался магический пузырь, рвавший мышцы и ломавший рёбра. Ослабевшие ноги подкосились — я упал и пополз к камере Хольда, цепляясь за выбоины в полу скрюченными от боли пальцами.
— Что со мной? — слова давались с большим трудом, но старик каким-то чудом сумел меня понять.
— Ты умираешь… — Хольд смотрел с жалостью. — Я много раз видел, как это происходит. Твой дар разбушевался и никому уже не под силу обуздать его.
— Ты инквизитор? — прошептал я, прижавшись лбом к камню. Ледяной холод подарил секунду облегчения, но потом боль вернулась.
— Был им. Теперь я отступник… Но всё это уже не имеет значения. Я не смогу ничем тебе помочь, и ты умрёшь.
— Спасибо, это я уже слышал…
— Я не думал, что всё произойдёт так быстро, — в голосе Хольда чувствовалась неподдельная тоска. — Я надеялся, что чёрный клинок сможет замедлить процесс… Он потихоньку тянет силы изо всех, у кого дар не обрамлён печатью…
Голова кружилась от хоровода мыслей. Чёрный кинжал — оружие инквизитора. Вот почему с его помощью я сумел одолеть Лэйлу — клинок выпил из неё всю силу…
— То зерно, которое ты поглотил, приблизило шторм… Сейчас ты чувствуешь, как тебя распирает изнутри? — спросил Хольд и продолжил сразу, не дожидаясь ответа: — Слишком много магии, слишком много силы… Так много, что она даже лечит раны, но это просто агония… Бурю уже не остановить.
— Посмотрим, — просипел я, кое-как вытащив чёрный кинжал из-за пояса.
Обессиленная ладонь с трудом обхватила витую рукоять. Я поднёс отполированную сталь к предплечью и вонзил клинок в плоть.
— Что ты делаешь? — с волнением спросил Хольд.
— Сливаю излишки… — выдавил я из последних сил.
Рука будто бы превратилось в полено, которое сперва хорошенько отходили топором, а затем бросили в огонь. Меня замутило. Глаза стали закрываться сами собой.
Рана пыталась затянуться под действием бушевавшей внутри тела мощи, но её края превращались в пепел, стоило им коснуться чёрного клинка. Я чувствовал, как кинжал тянет из меня силу, вместе с которой уходило и сознание. Отрубаться нельзя, иначе — смерть.
— Феликс! Открой глаза!!!
Я слышал слова Хольда через пелену, застилавшую уши.
— Феликс! Вытащи кинжал!! Он убьёт тебя!
Темнота давила со всех сторон, заглушая звуки и замедляя биение сердца. Это конец. Перед глазами вспыхнул неправдоподобно яркий салют, состоявший из воспоминаний и расплывчатых образов. Мама. Отец. Детский дом. Настенька…
Кадры из прошлого сменяли друг друга с бешеной скоростью. Я чувствовал, что финал уже близок, но эта предсмертная карусель вдруг остановила свой разбег, явив напоследок не самую приятную картинку — рябую рожу старшего сержанта Вереенко. Когда-то он гонял новобранцев в учебке, а теперь почему-то провожал меня в последний путь.
— Тяжело, боец? — ласково спросил он. — Не отвечай, знаю, что тяжело…
Я будто бы перепрыгнул на десятки лет назад. Снова солнце печёт шею, снова мокрая от пота хэбэшка липнет к телу, снова на руке висит сдохший на марш-броске товарищ, которого нужно тащить до располаги…
— Ты приляг, отдохни, глазёнки закрой, а мы, если что, без тебя повоюем… — губы Вереенко растянулись в доброй улыбке, которую сразу же сменил оскал: — Ты охренел, товарищ солдат? Ты десантник или говно на подошве??? Сожми жопу в кулак и вперёд!!!
— Есть, тарищ старший сержант! — вбитые намертво рефлексы сработали даже за мгновение до смерти. Пальцы вцепились в рукоять кинжала и потянули клинок из раны.
— Веселее, боец!! Тащи падлу!!
Сталь неохотно расставалась с плотью, но я не сдавался. Миллиметр, потом ещё один…
— Хвалю, боец, — радостно сообщил Вереенко, перед тем, как его лицо растворилось в небытии. — Я всегда знал, что из тебя получится правильный военный.
Удушающая темнота отступила, но вместо неё вернулась боль, которой я был только рад. Боль — это жизнь.
— Феликс, ты меня слышишь? — надрывался Хольд. — Феликс, очнись!!!
Я кое-как оторвался от пола, встал на колени, а потом осторожно поднялся, придерживаясь за стенку. Синее марево, позволявшее видеть ауры, исчезло вместе с той мощь, которая совсем недавно бушевала внутри меня.
— Ты живой?! — не то спросил, не то воскликнул старик.
— Вроде того…
У меня кружилась голова, дрожали ноги, раненая рука выглядела так, что даже доктор Менгеле завопил бы от ужаса, но я определённо был жив.
— Как ты?
— Как в сказке — чем дальше, тем страшнее…
— Чего? — нахмурился Хольд.
Я покачал головой. На пустые разговоры не хватало сил.
— Ты первый, кому удалось обуздать разбушевавшийся дар, — задумчиво произнёс старик, глядя на меня. — А уж я повидал немало диких магов…
— Повидал? — хмыкнул я. — Или убил?
— И то и другое.
В глазах старика застыла горькая тоска. Сейчас был самый подходящий момент, чтобы вытянуть из Хольда информацию о его прошлом, но я не стал лезть с расспросами. Не из чувства такта, разумеется — просто было не до того. Мне не хотелось говорить — хотя тем для разговоров хватало — мне хотелось только лечь на кровать и заснуть на неделю.
Хольд прищурился, потёр дряблые щёки ладонями, прогоняя тоску, а я заметил, как от колец к затылку старика тянутся тончайшие полупрозрачные линии силового контура. Видимо, негаторы (кажется, эти кольца назывались именно так) черпали энергию прямо из своего носителя, лишая того возможности колдовать.
— Я могу попробовать освободить тебя… Могу попробовать разорвать силовой контур…
После произошедшего мне совершенно не хотелось колдовать, но раз уж всё получилось так, как получилось, то глупо уходить, даже не попытавшись вызволить старика.
— Не нужно, — Хольд покачал головой. — Тебе лучше не обращаться к дару хотя бы несколько дней. Да и сбежать от императорского наместника, чтоб его печень слизни выжрали, всё равно что объявить войну императору…
— Да? — я указал на скелет Кербера, валявшийся на полу. — А вот это не объявление войны?
— Может быть, — по губам старика скользнула улыбка. — Но как узнать, кто это сделал? Ни я, ни остальные узники ничего не видели… Магия бывает непредсказуема — голем мог разрушиться сам, под воздействием неизвестных сил…
В общем, жил себе голем, жил, а потом вдруг самоликвидировался. Хорошая версия — мне нравится.
Оставаться здесь дальше не имело смысла. Я подхватил пустой вещмешок, окинул поле боя взглядом, чтобы убедиться, что не оставил против себя улик, и поплёлся к выходу. Хольд провожал меня взглядом.
— Не колдуй пока, — снова сказал он напоследок. — Вторую магическую бурю подряд не пережить даже тебе…
Я кивнул и побрёл вперёд, еле-еле переставляя ноги. В моём состоянии уже не могли помочь ни медитация, ни «ментальные» практики — боль так въелась в тело, что стала казаться неотъемлемой частью организма. Нужно отдохнуть. Хотя бы чуть-чуть.
Я ковылял, пока не заметил светящуюся точку, которая двигалась мне навстречу. Кто-то шёл сюда с масляной лампой в руках. Боль лишила меня последних сил, не оставив ни капли на удивление.
Спрятаться в пустой кишке коридора было попросту негде, вот я и не стал суетиться. Убегать от снайпера, как гласит расхожая поговорка, не имеет смысла: единственное, чего добьёшься — это умрёшь уставшим. Потому я просто облокотился на холодную стену и сунул в рот одну из красных ягод, которые забыл отдать Хольду. Будь что будет, плевать.
Совсем скоро луч света выхватил из темноты мою фигуру, а по ушам ударил громкий и до тошноты знакомый голос:
— Ой-ей! А я ведь тебе говорил Спица, что он здесь будет и Кербер ему не преграда! А ты: «Нет, нет»… Ты куда хозяйского голема дел, паскудник?
Обращённый ко мне вопрос был подкреплён блеском стали. И Красный, и Спица держали в руках обнажённые мечи.
Я ничего не ответил — только раздавил зубами красную ягоду.