— Хотя после того, что ты вытворил, тебе так и так не жить, — продолжил Альб, коснувшись набухших краёв едва поджившей раны.
Это зримое свидетельство моего недавнего выстрела разделяла его голову ровно напополам.
Между нами было всего несколько метров. Я спрыгнул с крыльца и швырнул скомканную накидку прямиком в руки Альба. Он отшатнулся, но рефлекторно поймал «подарок», а затем, быстро взглянув на слегка поблескивающую под лучами солнца ткань, со злостью спросил:
— Купить меня хочешь, мразь⁇ Даже не надейся! Я заберу у тебя всё! А потом вырву потроха, высушу их и подарю твоим дев…
Альб поперхнулся на полуслове, не сумев завершить свой зажигательный монолог. Ничего удивительного в этом не было — трудно делиться планами на ближайшее будущее, когда из виска торчит древко арбалетного болта. Такие ранения обычно крайне плачевно сказываются на коммуникативных навыках.
Всё произошло очень быстро, поэтому никто — даже те, кто стоял рядом с Альбом — не успел ничего понять. Только что самый опасный обитатель «Наречья» был полон жизни, а теперь валялся в пыли с простреленной башкой.
Один из сподвижников Альба — то ли наиболее смелый, то ли наименее умный — посмотрел на труп предводителя и шагнул вперёд. Судя по взгляду, он сам не очень-то понимал, что собирается делать. Однако я не хотел давать ему ни единого шанса проявить себя.
Пальцы сдавили метательный нож, но моё вмешательство не потребовалось. Большой, расположившийся на крыше сарая, стоявшего неподалёку отсюда, снова отработал на все сто. Арбалетный болт негромко свистнул, пронзая сухой воздух, и у Альба на том свете появилась компания.
Две смерти, случившиеся за последние три секунды, здорово взбодрили толпу. От былого непонимания ситуации не осталось и следа — селяне бросились врассыпную, позабыв обо всём на свете.
«Наверное, вспомнили, что утюг дома не выключен», — промелькнула дурацкая мыслишка. Когда в крови бурлит адреналин, в голову часто лезет всякая ерунда.
— Стоять! — гаркнул я, метнув нож прямо в центр калитки.
Дощатая дверца загрохотала от удара. Не успевшие взять разбег люди замерли на месте, опасливо озираясь по сторонам. Никто не горел желанием стать жертвой невидимого стрелка.
— Стоять, — уже тише повторил я и поднял над головой кулак.
Это был сигнал Большому. Мне бы не хотелось, чтобы он перестрелял половину деревни. После схватки с людьми Ворона, я ни капли не сомневался в том, что коротышка способен на такой подвиг.
— Есть кто-то ещё, кто не рад моему возвращению? — негромко спросил я, глядя на испуганных людей.
Друзья покойного Альба, прижавшись спинами к оградке, активно замотали головами. Остальные поддержали их позицию негромким мычанием. Так-то лучше.
— Пощади! — неожиданно раздался надтреснутый стариковский голос. — Оставь себе кобылу и телегу забирай! Только не трогай!!
Сквозь толпу протиснулся мой давний «приятель» и законный владелец Занозы — Гельмут. Он решил подкрепить свой широкий жест драматичным падением на колени, но свистнувший прямо перед его длинным носом болт подсказал старику, что выбранная им стратегия неверна. Когда за обстановкой следит Большой, лучше не допускать резких движений.
Гельмут замер в полуприседе — так, что над разделявшей нас оградкой виднелись теперь только его испуганные глаза.
— Пощадишь? — жалобно спросил он.
— Тишина! — рявкнул я, вырвав из скрюченных пальцев Альба свою накидку.
Гельмут, ойкнув, быстро прикрыл ладонью рот. Сводить счёты с алчным стариком я не собирался, но и успокаивать его у меня тоже не было никакого желания.
— Люди «Наречья»! — зычно произнёс я. — Впереди нас всех ждут трудные времена!
Глядя на трупы Альба и его смелого друга, хотелось добавить, что для некоторых трудные времена уже наступили, но делать этого не стоило. Сейчас было не лучший момент, чтобы упражняться в остроумии.
— Рядом с нашей деревней объявилась страшная разбойничья шайка, — продолжил я, — во главе которой стоит изворотливый и коварный бандит — Ворон!
Люди настороженно слушали мои слова. Пока их куда сильнее пугал я сам, чем гипотетическая угроза, которую представляла банда Ворона.
— Им неведомы ни жалость, ни милосердие, — я подбавил в голос трагических ноток. — Они убивают всех, кого встречают на своём пути! Всех и каждого — женщин, детей, стариков… Их не интересуют чужие богатства, им не нужно золото или серебро, они хотят только одного — сеять смерть!
Люди начали переглядываться. Столь неразумное поведение никак не вписывалось в крайне рациональное отношение крестьян к жизни. А всё, что выходит за привычные рамки, пугает куда сильнее.
— Они сжигают дома, насилуют женщин и пытают мужчин, но это ещё не самое страшное… — продолжил нагнетать я. — Тех, кому удалось выжить, они уводят в своё логово… Никто не знает, что ждёт пленников, но ясно одно — те, кто оказался там, очень скоро начинают завидовать мёртвым!
И без того бледные лица селян стали ещё бледнее. Они поверили мне, а значит, можно было переходить к следующему шагу.
— Эти страшные люди никогда не узнали бы о «Наречье»… — я взял паузу для большей драматичности, а потом выпалил: — Если бы не Альб!
По толпе прошёл ропот возмущения.
— Альб! — повторил я, чтобы мои слова лучше отпечатались в памяти людей. — Альб рассказал Ворону о нашей деревне!
Мне требовалось уничтожить и без того сомнительную репутацию покойного психопата. Не из мелочной мести, само собой, а чтобы избежать проблем в будущем.
Какой бы паскудой ни был Альб, однако для деревенских он свой. Но одно дело убить сельского «хулигана», который в памяти селян быстро превратится из законченного негодяя в почти что душку, и совсем другое — прикончить бандитского «наводчика». Такое Альбу не простят никогда.
— А ты, Феликс, откудова знаешь, что Альб наш с разбойниками снюхался? — спросил насупленный и очень серьёзный мужик, стоявший в первом ряду.
Вопрос ожидаемый. Глупо было бы рассчитывать, что люди поверят мне на слово.
— Мне рассказал об этом наш повелитель — граф вил Кьер, — не моргнув глазом, соврал я.
Разумеется, этот ответ не выдерживал никакой критики. Сильно сомневаюсь, что граф вил Кьер знал имя хотя бы одного крестьянина, проживавшего в его деревнях.
— Брешешь! — не выдержал кто-то в толпе. — Ни в жисть не поверю, шо сам граф с тобою лясы точил, да ещё про нашего дурака Альба обсказывал…
Я усмехнулся, слегка надавил на прятавшийся в кулаке металлический шарик и разжал ладонь. Створки податливо разошлись в стороны, а над головами изумлённых жителей «Наречья» зазвенел монотонный голос правителя здешних земель.
«Предъявитель сего действует в интересах Императора, во имя Империи и по поручению императорского наместника графа Свейна вил Кьера…»
Как только послышались первые звуки, доносившиеся из вибрирующего металлического «орешка», лежавшего на моей ладони, все крестьяне разом опустились на колени. Они вряд ли знали голос своего господина, но никаких сомнений в его подлинности ни у кого не возникло. Магический артефакт оказался таким аргументом, спорить с которым мог только законченный кретин.
— Встаньте, — приказал я, закрыв билью. — Наш милостивый господин поручил мне защитить своих поданных от разбойников, и я собираюсь исполнить его поручение.
Как только монотонный голос исчез, все тут же поднялись на ноги. Все, кроме подручных Альба. Они опустили головы, опасаясь смотреть мне в глаза.
— Мы не знали, — едва слышно произнёс один из них. — Мы не знали, что он связался с разбойниками… Клянёмся… Памятью отцов…
— Памятью отцов! — тут же подхватили остальные. — Памятью отцов!
— Головы поднять! — гаркнул я.
Бывшие дружки Альба беспрекословно выполнили приказ.
Я увидел серые лица, на которых застыла печать отчаяния. Обычные парни — разве что чуть более крепкие и чуть более ведомые, чем остальные. Убивать их не имело никакого смысла — без Альба они не представляли угрозы. А вот использовать их определённо стоило.