– Торопыжка был голодный, проглотил утюг холодный, – бархатистым альтом буркнул кто-то за спиной.
Вячеслав обернулся. На пороге стояла высокая девушка, возраст на глаз определить сложно, но где-то старше двадцати трёх и моложе тридцати. Брюнетка с оливковой кожей, огромными томными глазами, и волосами чёрными до синевы. Белые шорты и футболка как бы подчёркивали какую-то хрупкую, неземную красоту фигуры гибкой, но не костлявой, ласкающей глаз округлостью форм, но без полноты. А ещё Вячеслав никак не мог сообразить две вещи. К какой расе принадлежит новая гостья, её черты носили неуловимый отпечаток Азии, при этом сглаженный и замаскированный влиянием типичной Европы. И зачем она раскрасила лоб и щёки сложным симметричным красно-синим узором, такую моду он встретил впервые. Гостья поняла его заминку по-своему.
– Первый раз встретил бывшую отверженную? Ну так привыкай.
– Так вы…
– Да, я. А этому торопыжке я всё-таки надаю по шее, не мог дождаться меня. Я старше и умнее.
– Девушки обычно свой возраст стараются приуменьшить, а не увеличить. Да и насчёт умнее, Таня, я бы поспорила, – вздохнула врач и пояснила уже для Вячеслава: – Традиция, что, перебравшись к нам, они всегда берут новое, уже наше имя как символ новой жизни. Тем более дома их всё равно под номерами, как инвентарь числят, – и снова обратилась к гостье: – Извини, но только биологически старше он. Глядя на тебя, я понимаю, что гормоны в способности здраво мыслить тоже дело не последнее. Что тогда, что сейчас. А ещё ваше взаимное упрямство и самомнение. Два сапога пара. Ты когда согласишься, негодница?
Девушка вспыхнула краской смущения. Вячеслав растерянно переводил взгляд с гостьи на врача, и женщина соизволила опять пояснить. Специально, как бы высказывая заодно претензии уже Тане. Причём спор явно был настолько давний и серьёзный, что сейчас, даже учитывая, что Вячеслав посторонний, и его такие вещи касаться не должны – врач не смогла не воспользоваться поводом и опять не заговорить на эту тему.
– Этих двоих я знаю отлично, оба лечились у меня здесь же четыре года назад. В историю Карибского инцидента уже залез? Да не следит за тобой никто. У тебя на лице написано всё, а если вспомнить, с кем ты вчера общался, тут и додумывать не надо. Петра тогда хорошо приложило, он же из кадровых военных, как раз попал под отвлекающий удар на Дальнем Востоке. А тут дочь погибла, жена прямо в больницу приехала и сказала, что разводится – она так больше не может, сначала двенадцать лет боялась мужа схоронить, теперь дочь пошла по его стопам и умерла. Много она чего наговорила, не со зла, думаю, психика сломалась, но Петру от этого не легче. Он тут в такой депрессии к нам попал. Таня… её только-только захватили в плен, очень сильный удар для человека, понять, что отныне твоя жизнь изменилась. Отверженных не только пугают страхом казни за провал, но ещё и убеждают, что в плену их ждёт тоже смерть, но уже долгая и мучительная.
– Пятнадцать, – всё ещё красная от смущения, Таня решила объяснить сама. – Когда меня выбрал свег, мне было пятнадцать. Гордая была, что называется, до поросячьего визга, так рано обычно никогда не избирают. Дальше шестнадцать лет – носителем, биологические процессы на это время замедляются раза в четыре. И четыре года в отверженных.
– А Петру тогда нет и сорока, мужик, как говорится, в самом соку, и кое-чем интересным по ночам, в отличие от свегов и номерных, он вполне интересуется. Да ты никак тоже краснеть умеешь, мальчик? Пётр ей делал предложение трижды, она пыталась женить его дважды, в итоге, как видишь, обручального кольца у обоих нет. Раз на речке утром рано повстречались два барана. Чёрный и белый. И когда наконец? – последние слова в сторону Тани прозвучали с откровенной угрозой.
– Так, давайте нашу личную жизнь мы оставим на потом. А сейчас вернёмся к делам профессиональным. Вот этого молодого человека я у вас на какое-то время заберу. Пошли.
Оказавшись в коридоре, Таня прислонилась к стене и перевела дух. Вячеслав невольно проникся сочувствием к гостье, хотя девушку и видел первый раз в жизни.
– Уф, хорошая она тётка, но уж больно любит лезть в чужие дела. И как главврач санатория – может, что самое трудное для нас.
– Так это меня… Сама главврач? А я думал, терапевт обычный… – Вячеслав прислонился к стене рядом и тоже шумно выдохнул. – Зачем? И не убеждайте, что это со всеми так. Или какая-то тайна?