Выбрать главу

– Ты ей уже об этом сказал?

– Нет, у меня не хватает духу. Мы каждый вечер гуляем вместе по парку, и когда она смотрит на меня… Знаешь, она похожа…

– На сержанта морской пехоты.

– Ничего подобного! На юную богиню.

– Одну секунду, старина, – сказал я. – Ты уверен, что мы говорим об одной и той же мисс Глоссоп? Ту, которую я имею в виду, зовут Гонория. Может быть, у нее есть сестра, о которой я не слышал?

– Ее имя действительно Гонория, – с дрожью благоговения в голосе подтвердил Бинго.

– И, на твой взгляд, она похожа на юную богиню?

– Похожа.

– Благослови тебя Бог! – сказал я.

– «Она идет во всей красе. Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены». Еще один бутерброд с сыром, – сказал он бармену.

– Я гляжу, отсутствием аппетита ты не страдаешь!

– Это мой обед. В час пятьдесят должен встретить Освальда на вокзале Ватерлоо, чтобы успеть на обратный поезд. Я возил его к зубному врачу.

– Освальд? Это что – юный Глоссоп?

– Да. Поганец порядочный.

– Поганец? Кстати, я же сегодня обедаю с тетей Агатой. Извини, я поскакал, а не то опоздаю.

Я не виделся с тетей Агатой после той самой истории с жемчугом; и хотя и не предвкушал особого удовольствия от совместного пережевывания пищи, я был твердо уверен, что уж одной темы она, во всяком случае, не станет касаться – а именно темы семьи и брака. Если бы я сел в такую калошу, как тетя Агата в Ровиле, элементарный стыд не позволил бы мне даже заикаться об этом как минимум несколько месяцев.

Но, оказалось, я недооценивал женщин. В смысле бесстыдства. Вы не поверите – она, можно сказать, с этого начала. Клянусь! Не успели мы перекинуться парой фраз о погоде, как она не моргнув глазом ринулась в атаку.

– Берти, – сказала она. – Я много думала и окончательно поняла, что тебе совершенно необходимо жениться. Признаю – я жестоко ошиблась, доверившись той ужасной обманщице в Ровиле, но на этот раз ошибки быть не может. Мне посчастливилось найти для тебя именно такую невесту, как тебе нужно. Я недавно познакомилась с этой девушкой, но она из прекрасной семьи, так что тут не может быть никаких сомнений. К тому же она очень богата; для тебя, впрочем, это не важно. Главное, что это сильная, самостоятельная и благоразумная девушка, которая сможет уравновесить все твои многочисленные слабости и недостатки. Она с тобой знакома и, хотя, естественно, не одобряет твой образ жизни, относится к тебе с симпатией. Я в этом уверена, потому что уже прощупала почву – естественно, очень деликатно – и думаю, что стоит тебе сделать первый шаг…

– Кто она? – Мне следовало давно задать этот вопрос, но с перепугу у меня кусок булочки попал не в то горло, я посинел от недостатка кислорода и только теперь снова получил возможность нормально дышать. – Кто она?

– Гонория, дочь сэра Родерика Глоссопа.

– Нет, только не она! – закричал я, и щеки мои под здоровым летним загаром побледнели.

– Не глупи, Берти. Это как раз та жена, которая тебе требуется.

– Но послушайте…

– Она сформирует твой характер.

– Но я вовсе не хочу, чтобы кто-то формировал…

Тетя Агата взглянула на меня так, словно мне пять лет и она опять застукала меня с банкой джема в буфетной.

– Берти! Ради Бога, не спорь, пожалуйста.

– Да, но я хочу сказать…

– Леди Глоссоп любезно пригласила тебя погостить в Диттеридж-Холле. Я сказала, что ты с удовольствием завтра же к ним приедешь.

– Мне очень жаль, но на завтра у меня чертовски важная встреча.

– Что еще за встреча?

– Ну… это…

– Нет у тебя никакой встречи. А если и есть, ты ее отменишь. И отправишься в Диттеридж-Холл, а не то, Берти, я очень сильно рассержусь.

– Ну, хорошо, хорошо, – сказал я.

Едва я расстался с тетей Агатой, как во мне проснулся бойцовский дух Вустеров. Как ни ужасна была нависшая надо мной угроза, я чувствовал почти что радостное возбуждение. Меня загнали в угол, но чем безнадежнее мое положение, тем слаще будет торжество над Дживсом, когда я сумею выпутаться из ловушки без малейшей помощи с его стороны. Прежде я бы спросил у него совета и действовал в соответствии с его инструкциями; но после того, что я услышал на кухне, будь я проклят, если стану унижаться. Вернувшись домой, я как бы между прочим сказал: