— Итак, — подвел итоги Молотков, — будем считать, что пока мы пришли к соглашению о применении к малютке педагогического подхода. Гиганты педагогики Ян Амос-Коменский, Иоганн-Генрих Песталоцци и Жан-Жак Руссо наверняка приветствовали бы наше решение.
Все разошлись по своим кабинам, а Молотков решил перед сном заглянуть к своему заместителю и штурману. Его взору предстала сцена, заставившая вздрогнуть этого видавшего виды человека: Сергей Иванович мирно похрапывал в кресле дублера, а в кресле командира корабля восседал собственной персоной сын доктора биологии.
Глава семнадцатая,
изображающая сцены, полные истинного драматизма, но по сути своей оптимистические
Корреспондент «Новостей» Александр Стребинцев примчался домой на такси, чтобы захватить паспорт, без которого немыслимо даже было мечтать о проникновении в НПУ.
Каково же было его удивление, когда он узнал, что искомый документ лишь сегодня утром сдали на перепрописку в связи с изменением нумерации домов! Это был один из тех ударов судьбы, которые доводят до инфаркта даже атлетически сложенных мужчин.
Стребинцев хотел было договориться с начальником паспортного стола милиции о временном возврате документа его владельцу, но в ответ услышал, что «ракеты в компетенцию милиции не входят», и повесил трубку.
Корреспонденту «Новостей» ничего другого не оставалось делать, как подъехать к воротам Наземного пункта управления и дожидаться, пока выйдут Нарзанов и академик.
Между тем Нарзанов уже давно сидел в аппаратной НПУ и, не отрывая глаз от весьма внушительного по размерам телеэкрана, слушал пояснения одного из руководителей полета.
То, что открылось взору Жобре, потрясло его. Он увидел, как Алик Ноготков был усыплен Иваном Сергеевичем, подхвачен руками отца и отнесен в шлюзовую камеру явно в бесчувственном состоянии. Молоденький телеоператор, который сначала решил, что экипаж «Эллипса» готовит какойто спектакль, понял свою ошибку и теперь с тревогой следил за событиями. Начальник НПУ имел явно растерянный вид, да и академик выглядел не лучше.
Заместитель начальника НПУ все же нашел в себе силы сдержать чувства и дать необходимые пояснения журналисту.
В течение нескольких минут он успел рассказать о том, что уже не мог увидеть Жобре.
На вопрос Нарзанова, нельзя ли узнать о подробностях происшествия на «Эллипсе» у самого Молоткова, заместитель начальника НПУ ответил, что вот уже несколько десятков минут невозможно наладить четкую связь с экипажем корабля, — что-то мешает, радио как бы отключено, телепередачи безмолвны.
— Что показывают приборы, Эдуард Эвклидович? — удивительно спокойно спросил своего заместителя начальник НПУ.
— Курс «Эллипса» выравнивается, Виктор Люцианович, — ответил тот, — и скоро уже нечего будет опасаться.
— Как?! — ахнул Нарзанов. — Разве была большая опасность?
— Видите ли, — впервые заговорил Виктор Люцианович, — дело в том, что «Эллипс» мог через несколько минут превратиться в раскаленные обломки металла. И только то, что вы сейчас увидели, спасло корабль от неминуемой гибели. Молотков принял самое верное решение, усыпив мальчишку ультрагипноингалятором.
— А вы... вы н-н-не шутите? — дрожащим голосом спросил Жобре.
— Нет, Георгий Васильевич, мы не любители черного юмора, — ответил Виктор Люцианович. Он замолчал и, вдруг о чем-то вспомнив, повернулся к академику. — Кстати о юморе, Константин Степанович, а куда подевался Стребинцев? Вы же сами меня предупредили, что он будет здесь — все-таки корреспондент центральной газеты.
— Сам удивляюсь, Виктор Люцианович, —пожал плечами академик и вопросительно посмотрел на Жобре, который сразу же сделал вид, что ужасно занят своими записными книжками.
Стребинцев нервно прохаживался вокруг машины, в которой сидел шофер Константина Степановича, то и дело поглядывая на часы.
«Строгий выговор, — думал Стребинцев, — это минимум, на который я могу рассчитывать, если даже мне удастся выудить у Нарзанова хотя бы какието жалкие сведения об «Эллипсе».
Мало кто поверит, что обычный скрип ржавых петель можно воспринять как звуки райской музыки, но на лице Стребинцева отобразилось настоящее блаженство, когда он услышал, как невдалеке сначала щелкнул засов, а затем приоткрылась дверь. Он даже закрыл глаза в предвкушении чуда и не ошибся, ибо тут же увидел, как к нему идут Константин Степанович и праправнук Дюма-отца.
— Ну как там дела с «Эллипсом»? — поздоровавшись с академиком, обратился к Нарзанову Стребинцев. — Порядок? Меня, понимаешь, вызвали на переговоры с главным, вот и опоздал. Ну, конкретно?