— Где мой сын? — с тревогой спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь. — Я хочу знать, где мой сын?! Куда его дели?
— Филипп Иваныч, ваш сынок исчезнуть навсегда не мог,
— прозвенел Аг, кружась над землянами. — Хоть вас сомнения и жгут, он очень скоро будет тут, и вы, конечно, без сомнений все убедитесь: это — гений!
— Нечего меня успокаивать вздорными обещаниями, — нахмурился Ноготков. — Я хочу видеть сына, доже если он далек от гениальности. Судя по всему, мне теперь недолго осталось жить, и я...
— Ну, ладно, дорогой, не надо паниковать, — обнял за плечи Филиппа Ивановича Блаженный.
Алик появился внезапно. Милый, несносный сын Филиппа Ивановича влетел сквозь образовавшееся наверху зала-многоугольника отверстие.
— Боже, — ахнул Ноготков-старший. — Где ты был?
— Разве тебе не говорили? — удивился Алик. — В КПЗ!
— Что, что? — побледнел Филипп Иванович, — В КПЗ, то есть в камере предварительного заключения? За что же это тебя? Варвары!
— Успокойся, — улыбнулся Алик. — КПЗ — это Концентратор Полезных Знаний. Мне теперь не нужен даже университет!
— Нонсенс, милостивый государь — нахмурился цитолог.
— Филипп Иванович, — впервые заговорил! Эмдэ-эс-шэ, — вас ведь предупреждали, что вашему сыну будет дан максимум информации. Теперь легко убедиться в этом.
Можете задавать ему любые вопросы по любым отраслям знаний!
— Хорошо, — усмехнулся цитолог. — Ну, скажем... какова суть одного из путей выделения исходных многомолекулярных систем из однородного раствора органических веществ земной гидросферы?
— Пустяк, — улыбнулся юноша. — Подобную тему может осветить даже кандидат биологических наук. — Заметив, как побагровел отец, Алик скороговоркой произнес:
— Ну, ладно, я отвечу. Наиболее вероятным первичное возникновение такого рода систем представляется в форме так называемых коацерватных капель. Эти образования можно легко получить в лабораторных условиях...
— Как именно? — изменился в лице Филипп Иванович.
— Путем простого смешивания растворов не только различных естественных белков или нуклеиновых кислот, но и искусственно получаемых полимеров со случайным или монотонным расположением в их цепи мономеров, то есть при смешивании или одновременном образовании таких веществ, возможность которых в «первичном бульоне» не подвергали сомнению. Я ничего не соврал?
— В-в-все абсолютно точно, — ответил отец Алика, с суеверным страхом оглядываясь на своих друзей, стоявших с разинутыми ртами. — Милостивые государи, но ведь этот молокосос буквально, слово в слово, повторил тезисы самого Александра Ивановича Опарина! Нонсенс!
— Нонсенс, — повторил астроботаник. — Ну, хорошо, ты что-нибудь о фикобилинах знаешь? И о каротиноидах?
— Вы что же, сговорились изматывать меня пустяковыми вопросами? — недовольно поморщился Алик. — Фикобилины — это древнейшие пигменты, которые господствовали на первых этапах эволюции растительности. Они окрашивают глубинные водоросли, например, в красный и синий цвет. Что же касается каротиноидов, то можно вспомнить хотя бы морковь, окраску которой дает пигмент каротин. Каротиноиды не только окрашивают растения, но и помогают им переносить холод. Они же приводят к тому, что растения становятся в двадцать раз устойчивее к ультрафиолетовым лучам.
— Может быть, — после долгой паузы решился задать вопрос доктор медицины, — ты мне объяснишь, что такое гиперестезия?
— В отличие от анестезии, Джонрид Феоктистович, — улыбнулся Алик, — которой именуют всякое выпадение, отсутствие чувствительности, гиперестезией называют повышение чувствительности.
— Это случайность, — пробормотал Блаженный. — А что же такое афазия, дизартрия и дисфагия? — Он нервно проглотил слюну.
— Отвечаю по порядку, — снова улыбнулся Алик. — Речевое расстройство, расстройство произношения слов и нарушение глотания. Последнее явление, Джонрид Феоктистович, вы только что продемонстрировали — однако это на почве легкого нервного расстройства.
Ученые переглянулись, как бы спрашивая друг друга, не снится ли им все это. Однако, судя по всему, опасения были напрасны.
— Позволь и мне задать вопрос? — робко попросил Кандзюба. — Что ты знаешь об афганском лазурите?
— Ну, ладно, — рассмеялся Алик, — отвечу. В отличие от светлого пятнистого лазурита берегов Байкала, афганский лазурит ярко-синий. Екатерина Вторая ставила афганский лазурит выше сибирского. Лишь в конце тысяча девятьсот тридцатого года советские геологи обнаружили на Памире, на высоте около пяти километров, в леднике, лазурит темно-синего цвета, нежно-голубого и с переходом в фиолетовые и зеленые тона. Это был лазоревый камень Памира.