Прошло уже много лет, и если когда мне случается ехать верхом, то я всегда вспоминаю старую историю и стараюсь увидеть подковы идущей подо мной лошади, но пока ни разу мне это не удавалось.
С дядей Васей мы догнали остальных. Приехав к председателю, рассказали ему о том, что с нами стряслось. Он выслушал и разрешил остаться у него ночевать. Лошадей мы поставили на конюшне, для себя принесли соломы и, расстелив ее на полу, легли спать. Я лег рядом с дядей Васей, и рассказал ему все, что было со мной в поле. Дядя Вася слушал меня, не перебивая. Когда я закончил рассказывать, он покачал головой и, как бы размышляя вслух, проговорил: «За что же это он так осерчал то на тебя?» Я не понял, кого он имеет ввиду, и переспросил: «Кто осерчал?» «А ты сам не догадываешься?» — на мой вопрос вопросом ответил дядя Вася. И продолжал: «Ясно дело — кто позади тебя там был, тот глаза нам и затуманил. Ведь ни ты, ни я его поначалу не видели. А я то его знаю. Его вся деревня „колдуном“ зовет».
Утром мы встали рано. Убрали с пола солому, поблагодарили хозяев за ночлег, сели верхом на своих лошадей и поехали к саням, оставленным нами в поле. Дядя Вася, подъехав поближе ко мне и как бы продолжая наш с ним ночной разговор, еще раз спросил: «Чем же ты, парень, Захара-то вчера обидел?» Ему, видимо, не терпелось выяснить причину случившегося в поле. «Да вроде бы ничем я его не обижал, — ответил я, — разве что хлеба ему не дал, когда он просил у меня, только и всего. Но мне и давать-то было нечего!» «Значит хлеба не дал… так, так… теперь все понятно…»
В разговоре я не заметил, как мы подъехали к саням. Я огляделся по сторонам. По правую руку от нас (не больше 20 шагов) был крутой обрыв, сходивший к реке Дон. Впереди поперек нашего пути был глубокий овраг, образовавшийся от стока дождевых и талых вод. По левую руку за оврагом лежало ровное заснеженное поле, на котором недалеко от нашей стоянки проходила нужная нам дорога. По следам было видно, что ее дважды пересекли те, кто ночью ходил на поиски. Совершенно непонятно, почему ее тогда ночью не нашли. Ведь дорогу от заснеженной равнины ногой отличить легко…
Мы начали впрягать лошадей. Встретившись взглядом с дядей Васей, я кивком головы указал ему на стоявшие на самой кромке обрыва сани Захара, в которые он тоже впрягал свою лошадь. Качая головой, дядя Вася прошептал: «Вот вражина — куда затащил! Еще бы чуть — и всех нас в овраг спихнул. Спасибо, Бог тебя надоумил вернуться», — и, сняв рукавицу с руки, трижды перекрестился.
Вера Петрова из Москвы рассказывает об одном событии из жизни известного парапсихолога, народного академика Валерия Васильевича Авдеева.
Грабителя он впустил в квартиру сам. Парень выглядел смущенным и жаловался на заикание. С речью у него и в самом деле был какой-то непорядок. Мог ли парапсихолог и экстрасенс, к которому каждый день обращаются за той или иной помощью десятки людей, не посочувствовать ему, едва начинающему жить?
А «начинающий жить», плотно закрыв за собой дверь, разом перестал заикаться, и перешел с вежливого «вы» наглое «ты»…
— Зря, академик, незнакомых к себе пускаешь. Ты ж один. А если я грабить тебя пришел?
Авдеев пожал плечами:.
— Не все можно отнять. Даже силой.
Гость занервничал. Сунул руку в карман куртки. Валерий Васильевич увидел направленный на себя пистолет.
За окном жизнерадостно вопили ребятишки. Накануне выпал снег. Должно быть, снежки лепились сами собой и сами собой летели во все стороны, разлетаясь на мелкие кусочки при метком попадании. Один плюхнулся об оконную раму, припорошив стекло, с вечера не плотно задернутое зелеными занавесками.
Псевдозаика судорожно дернулся. И сам на себя разозлился. Не хотел показывать страх.
Следующие пять-десять минут Авдеев провел в ванной, где, угрожая пистолетом, закрыл его нежданный гость. Он слушал, как в комнате что-то гремит, падает, как хлопают дверцы шкафов, со стуком открываются и закрываются платяные ящики… Грабитель, судя по ругани, был недоволен. Рассчитывая, что народные академики живут богаче.