Я на дороге. В центре ее. Я невысокого роста и темной кожей просвечиваю местность. Я/мне плохо. Я согнулся и рот раскрылся как если бы должна была начаться тошнота, и тогда из меня выскочил человек совсем маленького роста и он побежал вперед по дороге. Я же смотрел ему уходящему вслед. Все завертелось.
Толстая черная гнилая редкостно пакостная дорога была однако она эта тропа оскверненная духами мертвых не нашедших покоя прижатых головами к земле когда рубили их голову она еще была живая и теплая кровь красное как утреннее небо догорающее криками тех кто не нашел гнезд под солнцем рубимая острым из стали с дальних островов куда плыл флот нагруженный 267-ю бравыми удалыми молодцами которые могли при желании обернуться мухой и улететь не делая этого он доезжал до этого островка где не покладая рук каждый из них отдавался работе со всем сердцем которого у них и не было вырезанное еще в раннем детстве в возрасте трех лет оно переходило как дар к избранным рукам старейшин на которых были одеты желтые перстни со знаком л и которые они мыли и тщательно оберегали сердце полагалось хранить на протяжении долгих десяти лет впоследствии закапывалось в черную землю как дань некий налог матери приближенно касающегося полуденного отблеска улыбалась им улыбались они в ответ тем ближе начало истории этой головы которая катилась как колобок все больше растя все дальше убегая от нас когда мы пытались словить ее легкими движениями голеностопов и маленьких толстых лимфоузлов касания наши были сенсобильны и прямонаправлены вперед передаваемые из рук в руки знатным господам в светящихся пиджаках постройки 2000 на подносах которых были дорогие и очень надежно спрятанные в подземелье охраняемые стаей ворон вход который вел через золотые ворота с гравировкой узорами по всей длине иногда прерывающиеся для того чтобы начаться вновь через маленькие щели в губах между ртом как будто отпуском выходило письмо запечатанное мы отпечатывали на станках М2 на страницах 424-421 на странах южного полушария где белые медведи загорали на солнце и пили кофе через узкую трубку ночного неба которого была как дымоход как труба соединяющая грани между разорванных пространств а иногда и просто обволакивающая нас как косточки винограда я/он посадивший дерево и не ожидавший буйного роста и благодати почвы целовал землю на одной колени протягивая руку с цветком розы в правой и затем падал пораженный в спину мечом и кровь тогда медленно вытекала душа освобождала свои тесные рамки и земля забирала свою долю насыщаясь и становясь еще более черной чем было до большого взрыва между пропастями двух узких перепончатых труб гвоздечко наковальня стремечко молоточек катехизис павшие правыми бравыми и левыми безхребетными движимыми тогда в тумане густой колючки которая чувствовала свою силу через броненные доспехи через неважно что она знала о победе также как и живность всяко разная на четвертый день летала очертив их аурой и также через как колючечка болючечка как гномик седьмой улицы со своими лапами в лаптях дергал он своими ножками одетые в шерстяные носки так и она также и даже больше того прежне сказанного норовила влететь в самые глубины который как у змеи также был ядовитым это было будто сок брызнули в кровь затем она везде и ты сгораешь снаружи жаропонижающими изнутри бредом тлетворного сказаний о давних углах памяти всего прошлого не сказанного до конца сновидения моей матери где где-то стучали наши сердца признавая победу пусть даже и за врагом глупые камушки все пытались уйти подпрыгивая и не желая собираться в собрание четверга хорошим вариантом плохим вариантом кожура банана отделилась от себя и упала передо мной своим голым телом где было много еще написано объявлений о продаже покупке сдаче найме торговле съеме методе схеме исчисления методов рациональности методов чистого опыта каждого пережитого тобой мгновения все мы все мы вместе дружные друзья отряда Дружба ээх эхей браво молодцы молодцы чудны стройны нежны будто спозаранку свежевыпаханная грядка для деградации будущего поколения бумерангом летящее в наши остатки от оболочки вечно кажущей и вечно ищущей
Истины незнания спущенной трамплином по грязи протоптанных жаб химер змей медуз кальмаров плотников держащих стропила вверх ресторанов и кафе вычисляемых из списка путем нажатия клавиш белый черный черный белый пропущенные сквозь призму желаний зубов дробящего мясо дракона горгулий сфинкса сфинктера парой пачек сигарет пижонов в пижаме офисных клерков мелководье плавающего кота окна из которого на нас взирал дагон все можно было перерасчитать и переосмыслить в кажущейся пене дней высадка на которой произошла в субботу охваченные паникой громкое жюри ставило оценки выкрикивая лот лот лот через рот проходили движения тканей медленно уплывающих и долго ждущих собак своих хозяев в обратном порядке построенных предложений и ракет прорывающих стратосферу в намордниках и смирительных рубашках рабы плантаций днями тащили белые золотые тяжелые каменные блоки минутами ели сухой хлеб на прогорклом масле оливы с соседнего двора вечерами слагали песни о моряках уплывших за море за 27 земель от юнги в футболке с тавром кассандры любившего играть футбол в перерыве между сигаретой и сексом который был долгим как его член из которого выходили все новые события истории на кирпичиках которой как и в известной игре если правильно подобрать соотнесение будет равно и тогда исчезновение и плюс бальная балка балалайка твердо принялась за свое дело и начала звонить трелью летних колокольчиков и церковных колоколов щепки которых разлетелись в пространстве времени спущенные доберманом штаны все также висели возле уха любимой голой прикасаемой вводимой объятой нечленораздельной навъюченной терпкой сладкой лимонной соком мышцами трясущая напоказ выставленная гордость охватившая пламенем полгорода взятками пытающихся ублажить тщетное самолюбие негритянки в смуглом образе которой угадывались забытые фотографии когда-то виденные многими из нас прихожанами завсегдатаями местных посиделок пришельцами из космоса которые изучали ее тело со своей планеты в телескопы писателей на пишущих машинках которых застревали объедки не допитых чашек с кофе где было три чайных листика как возведенный самому себе меморандум из приемника продолжалась песня билли билли бииилли допевала она растягивая последнею ноту на которую не хватало до конца отведенной струны допивала она быстро одевшись перегнувшись через палку одеяло на палубе между дворнягами матросами гордо смотрела на море которое волновалось раз волновалось два и врывалось к ней попутно снимая с нее всю одежду и прижигая утюгом две красные точки на факельном небе циклонов испивая цианид до потери сознания перемешивал знания песни кажущейся простоты всех этих которых ему говорили наречий предлогов союзов корней зла корней мандрагоры когтей мандража шарах шарах тебя кричит он вниз вниз слышен его крик тогда пульс замедляется и на смену удовольствию приходит унижение и понимание собственной незначимости в этой игре где сцена пир а мы все рим он был великий город он был великий империя империальный ты наш малыш понимаешь ли меня кричит он цезарь клавдия да август в июле да значат ли вообще эти имена для тебя что-то или же это пустой звук скатерти самобранки для тебя юдоль отвечай же отрок поклонясь он выходил идя задом наперед к воротам серой скамьи все время махаю ему рукой в знак прощального печального минутного события когда он не смог оценить величие Рима и игроков в кости броссаааать завертелись прыгая вышло два и четыре с таким счетом он держал малую несуразную но все же победу над главарем банды ондекилл не знаешь кто это дурень яростно шепнул он да они круче твоих асасинов и фильма на три часа пополудни когда солнце прыжками заскочило а затем подбежав ко мне поцеловала пропасть между нами я успел кончить назло его наглой роже прямо на него барахтающегося в грязном болоте всеми способами дзюдо айкидо таэквондо и тэй-цу которые не помогли но благородный япошка всегда как жертвоприношение для самого себя оставив мир на плечи других и забыв о трехлетней дочери высмаркивал подробности своих приключений на острове двадцати лет обитания для жизнеспособности влажных от слез флагов