Литовченко Тимур
Этот проклятый дождь
Тимур ЛИТОВЧЕНКО
Этот проклятый дождь...
Как и вчера, и позавчера, и третьего дня, в подвале старого полуразрушенного "дворца" царила смертная тоска (если только подобное определение уместно по отношению к тем, кто среди живых давно уж не числится). Еще бы, ведь уже третий день... то есть, третью ночь кряду шел проливной ливень! И конца-края этому безобразию не видно.
- Слышь, Деда, чего делать-то будем? - спросил товарища по несчастью (или по заключению - как угодно) Феофил, или по-простому, по-свойски Филька.
- "Деда"... Какой я тебе, к лешему, "Деда"?! - басовито огрызнулся тот из своего гроба, потому что никаким дедушкой Фильке и вправду не приходился. И вообще даже родственником не был. - Это ж сколько раз тебе, паршивцу, повторять можно: зови меня просто, как все кличут.
- А это как же? "Ваше геройство", что ли?
Тот, кого назвали "Дедой", покряхтывая заворочался и недовольно засопел: еще бы, ведь в словах Фильки заключалась столь подлая подначка, что впору было обидеться всерьез.
- Ты слышь... Ты того... этого... - от обиды Деда не находил столь необходимых сейчас слов.
- Того... этого... - передразнил Филька, на всякий случай, впрочем, повыше надвигая крышку своего гроба, словно одеялом накрываясь. - А то чего?..
Впрочем, за три дня невольного заключения постоянные Филькины подначки любому надоели бы хуже тухлой мертвечины. Поэтому Деда выскочил из гроба так резко, что только крышка об пол загремела, схватил вредного Фильку за грудки и несмотря на отчаянное сопротивление здоровяка, выволок его из гроба, подтащил к пролому в стене и завопил во всю мочь:
- А святой водицы тебе хлебнуть не охота, а?! Слизняк ты раскисший, селезенка протухлая, клык поломанный... Силычем меня звать, Силычем - ясно тебе, ты, кровь дурная?!
Казавшийся с виду настоящим богатырем Филька орал благим матом, извивался, беспомощно молотил ногами и кулаками воздух, но вырваться никак не мог: слишком длинные руки были у сухощавого как жердь Деды-Силыча - не достать... "Экзекуция" продолжалась до тех пор, пока одна из дождевых капель, разбившись о камни пролома, не брызнула Фильке на затылок. От этого он завизжал так дико, что давно уже привыкший к предсмертным воплям бесчисленных жертв Силыч перепугался не на шутку и разжал пальцы. Филька плюхнулся на пол, откатился подальше от смертельно опасного пролома, вырвал из валявшейся в углу кучи хлама какую-то тряпку и аккуратно, чтоб только не попасть пальцами в дымящуюся язву, приложил к затылку. Силыч обошел стонущего Фильку и с опаской осмотрел его голову: из-под тряпки вился легкий сизоватый, но чрезвычайно вонючий дымок.
- Ну, Деда!.. Ну, ты и паскудник! - орал надломанным фальцетом Филька. - Ты что это, хрен старый, вытворяешь?! Или хочешь может, чтоб я вон как Демидка?..
Стремясь держаться подальше от разбрызгивающихся при ударе о камни капель, Силыч приблизился к пролому в стене, привстал на цыпочки и опасливо глянул в ночную мглу. Острый глаз упыря едва различил бесформенную кучу тряпья, давно уже переставшую дымиться - все, что осталось от Демидки, третьего члена их небольшой шайки.
И хоть негоже говорить о покойниках гадости (тем более о почивших вурдалаках!), однако же виноват во всем случившемся именно Демидка, самый младший и самый простодушный из них. Вампирская троица давненько уже обосновалась в подвале главного строения давно заброшенной полуразрушенной усадьбы. Некогда постройка имела вид вычурного дворца, из-за чего местные крестьяне иначе как "замком" ее не назвали. Так бы и сидеть упырям в подвале "замка", изредка вылавливать на обед случайных прохожих, спокойно их кровушку попивать да горя не знать, да вот беда: повадился дурак Демидка в близлежащую деревеньку, чтоб на девок молодых нападать. Уж больно кровушка у них здоровая да вкусная - ну, прямо спасу нет!
М-да-а-а... Насчет изумительного вкуса девичьей крови оно, конечно, чистая правда, да вот только после пятой безвременно погибшей девки селяне вконец переполошились. Они подозревали, что нечисть окопалась в "замке", но лезть туда с факелами и кольями боялись даже днем. А потому основательно пораскинув мозгами на деревенской сходке, всей толпой отправились к деревенскому священнику отцу Варсонофию: мол, спаси и сохрани нас, батюшка, а мы уж в долгу не останемся...
И надо признать, проклятый отец Варсонофий придумал действительно неординарную штуку: взмолился небесам, чтобы по ночам лил беспрерывный дождь - да вдобавок и благословил этот дождь! И вот проснувшись третьего дня, ничего не подозревавшие упыри собрались вылететь на ночную охоту, чтобы немножко подкрепиться. Первым, конечно же, в пролом стены сунулся нетерпеливый Демидка... и даже заорать толком не успел, как от него мигом осталась куча дымящегося тряпья!
Такая вот жуткая история. Но хуже всего была даже не ужасная смерть младшего вурдалака. В конце-то концов, это неизбежно: каждого кровопийцу ожидает осиновый кол или святая вода...
Вот именно: святая вода - но не в таких же диких количествах!!! По милости проклятого отца Варсонофия (чтоб ему ни дна, ни покрышки!) три ночи кряду с небес на землю низвергались потоки святой воды, а днем выйти наружу упырям мешал солнечный свет. Муки голода становились все ужаснее, они озверели почти окончательно. Силыч небезосновательно опасался, что в один далеко не прекрасный момент они с Филькой попросту растерзают друг дружку. Или очертя голову кинутся в пролом, чтоб умереть как Демидка. Только уже не случайно, а добровольно...
Впрочем, несмотря на бездну отчаяния и очевидную безнадежность положения, в душе Силыча шевелилось некое смутное ощущение надежды. Нет, не все предусмотрел проклятый отец Варсонофий, укуси его комар! Что-то он явно упустил из виду. Только вот что именно?..
- Деда... Эй, Деда...
Теперь Силыч не обиделся на прозвище. Он посмотрел на здоровенного, но такого жалкого и беспомощного теперь Фильку как-то даже виновато и буркнул нехотя:
- Ну, чего тебе?
- Ты ж не хочешь, чтоб я... чтоб ты... мы... В общем, чтоб как Демидка?
- Да ты чего, Филька?! Конечно, не хочу!