Немного раздраженный детским интересом Фореста Конрад подошел ближе к открытому окну.
Самолет летел теперь немного ниже скалистых утесов, практически на уровне отеля. Фигура, освещенная красными и голубыми огоньками, стояла на одном из крыльев. Она махала рукой, когда самолет проносился мимо отеля.
– Безрассудный дурак, – проворчал Конрад. – Чего только люди не делают за деньги.
– Когда я был мальчишкой, – сказал Форест, – я хотел стать воздушным акробатом. У этого парня, действительно, железные нервы. Посмотри на него.
Самолет теперь возвращался, летя все еще очень низко. Акробат теперь стоял на руках, балансируя на самом краю крыла.
Конрад слышал перекрывавшие рев двигателя возбужденные крики людей в саду, приветствующие самолет.
– Вот он опять, – сказал Форест и еще дальше высунулся из окна. – Он стоит теперь на одной руке…
Конрад почувствовал, что дорожка, на которой они стояли, вдруг сдвинулась, когда Форест высунулся из окна. Он увидел, что тот подался вперед и стал неистово хвататься за подоконник. Конрад ухватился за его пиджак и напрягся, когда почувствовал, что тот потерял равновесие и падает наружу. Одно ужасное мгновение он думал, что пиджак вырвется у него из рук, затем Форесту удалось зацепиться за раму окна и перевалиться обратно в комнату.
– Бога ради, – задыхаясь сказал Конрад. Форест побледнел. Он был потрясен.
– Спасибо, Пол, – сказал он хрипло. – Черт возьми! Я почти вывалился. А тут далеко падать. Фу! Думаю, дорожка соскользнула…
Конрад встал, как вкопанный, лицо его побелело. Сквозь рев возвращающегося самолета они оба услышали леденящий кровь дикий ужасный вопль.
– Что это? – воскликнул Форест.
Конрад бросился из комнаты, ничего не видя, пробежал по коридору к комнате Фрэнси.
Двое полицейских шли с противоположной стороны. Конрад толчком распахнул дверь.
Обе женщины-полицейские стояли вдали от открытого окна с побелевшими лицами. Мэдж Филдинг с посеревшим лицом заламывала руки. Фрэнси не было.
– Мэдж! Что случилось? – спросил Конрад, прерывающимся голосом.
– Она выпала! Она высунулась из окна, глядя на самолет, и вдруг неожиданно закричала. Я бросилась к ней, но было слишком поздно. Казалось, ее вытянуло из окна. Она боролась, потом дорожка выскочила у нее из-под ног и она выпала…
Форест промчался мимо Конрада к окну и выглянул наружу. В двух сотнях футов под ними, словно маленькая сломанная кукла, вытянувшись на залитом лунным светом песке, лежала Фрэнси.
Некоторое время он смотрел на нее, затем отошел назад. Конрад подошел к стулу и сел.
– Ну, вот так-то, – сказал Форест тихим злым голосом. – Черт возьми! Мое дело против Маурера выпало в окно.
Самолет еще раз пронесся над отелем, затем его неоновое освещение погасло и он снова быстро ушел к морю.
Глава 11
На следующее утро в десять часов Джэк Маурер в сопровождении своего адвоката Эйба Головича и четырех настороженных телохранителей с хмурыми лицами подъехали в голубом “кадиллаке” к городской ратуше.
За полчаса до этого все газеты в городе получили информацию, что Маурер собирается сдаться окружному прокурору. Поэтому его встречала целая толпа репортеров, фотографов, теле– и кинорепортеров и три телекамеры.
Когда Маурер выходил из машины, на его смуглом лице сияла широкая улыбка. Он помахал рукой в сторону телевизионных камер. Маурер был поклонником телевидения и ему нравилось думать, что в этот момент несколько миллионов людей видят его.
Репортеры окружили его, но четверо телохранителей образовали вокруг него стену и оттеснили их в сторону.
– Немного терпения, ребята, – сказал Маурер из-за спин телохранителей. – У меня будет что сказать, когда я выйду. Подождите, пока я поговорю с окружным прокурором.
– Почему вы уверены, что выйдете обратно? – прокричал один из репортеров с красным от гнева лицом.
Маурер снисходительно улыбнулся, затем, окруженный телохранителями, поднялся по ступенькам и исчез в дверях.
– Жирная свинья! – сказал репортер. – На этот раз уж ему не отвертеться. Они прижмут его.
– Да ну? – усмехнулся репортер “Пасифик Геральд”. – Не думаешь ли ты, что такая скотина, как Маурер, пошла бы сдаваться, если бы не знала, что отобьется от обвинений? Ставлю десять долларов против дайма, что он выйдет оттуда свободным как воздух.
– Играй сам с собой, сынок, – заметил другой репортер. – Мне хотелось бы знать, что есть у Фореста против нею.
– Разве ты не знаешь, что единственный свидетель, который был у него, выпал из окна прошлой ночью? – спросил репортер “Пасифик Геральд”. – Он выскользнул из рук, как смазанная маслом змея. Он никогда не допускал никаких свидетелей и впредь не допустит.
– Это был несчастный случай, – горячо заявил другой репортер. – Я разговаривал с Конрадом. Этот парень знает, что говорит. Она выпала из окна случайно.
– Также как и Вайнер утонул в ванне случайно? Да? Если вы в это верите, то вы – единственный, кроме Конрада.
Они все еще спорили, когда через десять минут вдруг наступила тишина, дверь открылась, из ратуши вышел Маурер, окруженной телохранителями.
Маурер сиял. Он остановился на верхней ступеньке и посмотрел вниз на каменные и недоброжелательные лица репортеров.
Эйб Голович, побледневший и усталый, стоял справа от него. Его жирное лицо ничего не выражало, но глаза его были глазами человека без надежды на будущее.
– Ну, ребята, – сказал запыхавшийся Маурер, – оказывается, все это было ошибкой.
– Обождите минуту, мистер Маурер, – возмущенно закричал телерепортер. – Неужели вы не скажете несколько слов в микрофон? Неужели вы не сделаете заявления?
– Конечно, скажу, – ответил Маурер. – Я ведь обещал вам сделать заявление, и я никогда не отказываюсь от своих обещаний.
Он спустился вниз к микрофонам.
– Я пользуюсь случаем, – сказал он, говоря прямо в микрофон, – чтобы поблагодарить всех моих доброжелателей за их добрую поддержку во время этой абсурдной, но тем не менее чрезвычайно неловкой ситуации, возникшей вследствие недоразумения между полицией и городской прокуратурой. Как вы все знаете, был выдан ордер на мой арест. Меня обвиняли в том, что я якобы убил мисс Джун Арно, которая была для меня одним из самых дорогих друзей. – Маурер с трудом удерживал на лице широкую искреннюю улыбку под испытывающим взглядом циничных глаз репортеров, а особенно репортера “Пасифик Геральд”, который протолкался в передний ряд и смотрел на Маурера с нескрываемым презрением.
Маурер сделал в голове пометку, чтобы задать этому юнцу трепку в ближайший и наиболее удобный момент.
– Она была для меня дорогим другом, – повторил он, отводя глаза от репортера. – Окружной прокурор – честный человек. Это человек, которым я восхищаюсь. Он выше повседневной коррупции нынешней администрации. Он искренне верил, что у него достаточно оснований для возбуждения против меня уголовного дела, и я говорю теперь здесь, что он выполнял свой долг, выдавая ордер на мой арест. – Маурер понизил голос, улыбнулся еще шире и, стараясь не встречаться взглядами с корреспондентами, обратил все свое внимание на телевизионные камеры. В конце концов эти камеры вбирали его речь и несли его лицо в дома тысяч паразитов, которые играют за его игральными столами, используют его шлюх, платят в союз, благодаря ему пьют за его счет и выбирают его людей в общественные органы. Для них у него была заготовлена самая лучшая улыбка. – На основании представленных ему данных, он не мог не выдать ордера. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что доказательства, которые имелись у окружного прокурора против меня, были необоснованы. – Он помахал белыми жирными руками. – Не думайте, что окружной прокурор действовал предвзято. Ни в коем случае. Факты были. Если бы я был в городе, а не в море, ордер на мой арест никогда не был бы выдан, потому что я все сразу бы ему объяснил, как это сделал только что. – Он улыбнулся в телевизионные камеры. – Я сказал ему, что Джун Арно была для меня очень близким другом, – продолжал он, – и что я никогда не причинил бы ей никакого вреда. Ее смерть для меня была страшным потрясением. Как только я узнал, что выдан ордер на мой арест, я вернулся, чтобы опровергнуть обвинения. Господа, окружной прокypop отменяет этот ордер. Он даже принес мне извинения за неудобства, которые я испытал…