Он схватил находки, сунул их в пластиковое ведро и поспешил к дальнему углу гаражного двора. Там, возле водоразборной колонки, огородили место для летнего душа.
Стоял сентябрь, было свежо. Несколько вёдер воды, опрокинутых на голову, приглушили индейский логоневроз. Так что, дерзкая речовка о том, как Донецкий дед любил оральные ласки киевского парторга, не вызвала нареканий местных аборигенов.
- Жаль, шестидесяток нет, - Ивановна вяло разглядывала лампы накаливания. - Сотки больно кусучие... Это ж раньше, чего слепнуть! А теперь? С чего платить! Да и светить - то кому? Нету никого.
- Только сотки.
Очень хотелось есть. Холодная вода и мыло пробудили зверский аппетит. Последний раз еда случилась в тюрьме, позавчера за ужином. Денег пока не было ни копейки, так что пришлось импровизировать. Думая наперед, как и дед, Индеец пошел дальше, мысленно опережая даже ничтожные мотивации других на два шага. Порывшись в гаражном изобилии, надел рубаху, ботинки, полукомбез и пришёл в сторожку с натуральным обменом. Три десятка ламп на еду, в полцены, справедливо полагая, что ей выгодно (всё равно спишет по розничной), а ему не голодно.
- Тормозок буде добрый, - холодильник «Морозко» выдавал на-гора одно за другим, - Всё как дома! Ото картошечка смажена, сальца, пара яичко варёных, маслице, четверть бородинского, консервушка... Ой! Чуть не забыла! Синенькие мои, синенькие, такие не пробовал!
Завязывая пакет, Ивановна умягчилась ещё больше. Щедро насыпала одноразовых чайных заварок и полгорсти рафинада. Он поблагодарил и развернулся на выход.
- Там, за три года на вас долгу набегло. Как бачишь? - решилась напоследок сторож.
- Закрою, - сказал и закрыл дверь.
В этом было что-то животное. Индеец, его добыча, логово. Закрывая гараж изнутри, сложный ригельный паук распял засовами в четырёх направлениях всю металлическую плоскость ворот. Второй класс бронезащиты, не меньше, не без юмора отметил он. Впереди был главный секрет дедовской крепости. Под подушкой гаражного пола, на глубине трёх метров, был выстроен полноценный подземный бетонный бункер. Прямоугольное помещение площадью двенадцать квадратных метров. Три на четыре, на два с половиной. И никаких компромиссов! Бетон - высшей марки! Гидроизоляция - уровень дамба! Теплоизоляция - вечная мерзлота! Так бывший беспризорник сублимировал свое стремление к основательной безопасности...
Индеец подошёл к электрощитку и взвёл лепесток автомата с надписью "бункер". Где-то на уровне пола, в левом дальнем углу, тихим шёпотом завертелся якорь притяжной вентиляции. Большой люк из нержавеющей стали, открывающий путь вниз, был исполнен затейливо. Система поворотных рычагов с компенсатором, каучуковые уплотнители, слой натуральной пробки. Под люком - двадцать восемь пологих ступеней, ведущих вниз, и перила. Сборная чугунная лестница.
Обстановка в бункере не менялась десятилетия. Ореховая мебель пятидесятых. Журнальный столик, торшер, большое кресло, широкий топчан, кухонный стол с плиткой и выдвижными ящичками и нижним особенным, почти священным: в нём дед хранил питьевой консервированный спирт. Старинный, чугунный масляный калорифер и ореховый же рукомойник, типа Мойдодыр. Два больших чёрно-белых портрета на противоположной стене. Ленин и Сталин.
- Ибо нехуй..., - нечаянно уронили губы Индейца. Он выдохнул и стал обживаться. Только сейчас заметил стоящий на журнальном столике виниловый проигрыватель и стопку детских пластинок. А он думал, что отец всё это выбросил.
Сверху лежал двойник - "Алиса в стране чудес". Эту пластинку держала в руках его мама. Душным летом девяностого года у него, пятилетнего мальчика, случилась острая ангина. Мама не отходила от него ни на шаг. Готовила вкусный густой какао. Улыбалась. Хотя знала, что сама скоро уйдёт. Руки... Он вспомнил, чем пахли её тонкие руки! Так нежно... Запах детского крема и ваниль...
Рюмка недоразбавленного спирта зашла одним махом, погасив гланды и помянув сразу всё. Родных, близких, свою, чужие жизни... Всё. Дыхание перехватило, оно стало тугим, глубоким и горячим, словно какао с ванилью, которым напоила тогда его мама...