Вроде, занималась Забелина и мелким бизнесом, частным предпринимательством. Кто-то говорил – ничего, а кто-то – ну никак. В конце-концов, оказалась она вдвоем с матерью в маленькой двухкомнатной квартирке в микрорайоне, без детей, которых так и не завела, без мужей, от которых так или иначе избавилась, давая отдых своему неутомимому, любвеобильному сердцу. Мать ее тоже расслабилась и от расслабленности стала потихоньку терять ум. Именно в это время их навестила Цыплакова. Случайно оказалась неподалеку, ждала открытия магазина, в котором и бывала-то, наверное, раз в десять лет.
Конечно, Забелина была уже не та Забелина, которую Цыплакова так хорошо помнила. Кукольные черты лица вроде бы были прежние, но уже тонули в бушующих волнах щек и второго подбородка. Только глаза не изменились – голубые, наивные, доверчивые, как у глупого щенка. Пили чай на кухне вместе с матерью. Мать Забелиной – светлая, белесая, воздушная старушка в грязном, фланелевом, фиолетового цвета халате, выждав момент повернулась к Цыплаковой и доверительно сказала:
- Скоро Костю увижу, - и подмигнула.
- Какого Костю? – не поняла Цыплакова.
- Константина Рылеева, - объяснила Забелина и прыснула в пухлый кулачок, как девочка.
- Это еще зачем?
- Спроси что-нибудь полегче, - и Забелина опять прыснула в кулачок.
- Увижу! Увижу! – упрямо повторила старушка. Когда-то она защищала диссертацию о декабристах.
- Тогда уж и Сашу Пушкина, - заметила Цыплакова невозмутимо.
- Сашку, нет, не хочу. Почему он на Сенатскую площадь не приехал? Подумаешь, заяц! Зайца испугался! Да сам он заяц!
- Пушкин не заяц, Пушкин – солнце русской поэзии, - сказала Забелина, наверное, чтобы поддразнить мать.
- Заяц! Заяц! – возмущенно закричала непреклонная старушка и, чуть пошатываясь, удалилась. На пороге она обернулась и показала Цыплаковой язык.
Надежды на встречу с Костей Рылеевым и оскорбительные высказывания в адрес Саши Пушкина были не таким уж большим злом, но скоро началось кое-что посерьезнее – старушка-декабристка стала забывать выключать газ, разбрасывать вещи по всей квартире и целеустремленно бить стеклянную посуду. Потом у нее появилось обыкновение писать на стенах карандашом, ручкой, что еще ничего, хуже, если макая палец в банку с вареньем или в собственные фекалии, краткие лозунги, типа – «Долой!», «Вон!» или «Ха!».
Вот тут уж Забелиной пришлось туго, с прежней работы она ушла и устроилась недалеко от дома на пол ставки. Но она терпела и достойно несла свой крест. Когда же в городе появился Горовой, а вместе с ним и возможность каким-то чудесным образом увеличить капитал в несколько раз, а это значит – поправить материальное положение, взять матери сиделку, короче, вздохнуть и изменить жизнь к лучшему, Забелина поверила в это свято, как когда-то верила своим коварным возлюбленным. Она отдала мать в дом престарелых, клятвенно пообещав, что теперь-то все декабристы будут навещать ее там по-очереди, ну а Сашке Пушкину, чтобы доставить ей особое удовольствие, как-нибудь устроют темную в больничном саду. После этого она срочно продала квартиру, вложила деньги в банк Горового, а сама стала скитаться по друзьям и знакомым, обходя их по кругу, там – неделя, там – две, там – три… и так далее. Потом, когда первые от нее отдохнут, - опять к ним. По кругу… В ожидании своей новой, лучшей жизни Забелина не удержалась, наделала долгов, прикупила несколько дорогих вещичек. Матери, чтобы как-то смягчить свой собственный комплекс вины, халат – достойно принимать декабристов. Словом, одалживала и переодалживала то у одного, то у другого и вконец запуталась. Месяцев шесть это уже длилось… В начале-то, известную своей неудачливостью Забелину принимали хорошо, с сочувствием, но шло время, и ее кочевье стало всех раздражать.
В мае Забелина появилась у своей школьной подруги Нади Дубель. Последний раз она совсем недолго жила у нее в начале марта и думала, что после такого перерыва пару недель продержится. Отказать Забелиной Надя Дубель не могла, но как только она увидела ее вытянутое от скитаний, какое-то собачье лицо, в душе ее появилось не то чтобы раздражение, а прямо какое-то бешенство (Надя Дубель вообще не долюбливала неудачников, а ведь Забелина была неудачницей самого чистого разлива) и уже там оставалось. Надя Дубель была не злой, не жестокой и совсем не жадной, но она была мелочной, а у мелочных людей эти самые мелочи могут на два часа, а то и на три, затмить солнце и на сутки заполнить собой вселенную. А в оправдание себе всегда найти опору и поддержку в известном народном изречении – мелочей не бывает. Это была любимая поговорка Нади Дубель – мелочей не бывает. Вот в этот мир мелочей, как в ловушку, и загремела Забелина всеми своими костями.