Первые дни еще ничего, Надя Дубель, затаив бешенство, даже поговорила с ней по душам – вспоминали школу. Но потом все переменилось, словно в глазах у Нади Дубель появились увеличительные стекла, в которых копошились мелочи, достигая чудовищных размеров и оглушительно ревущие. Забелина, за эти месяцы привыкшая быть приживалкой, и так передвигалась по квартире чуть ли не ползком, не слышно и не видно, сливаясь с мебелью, со стенами, с ковром на полу (как-то четырнадцатилетний сын Надя Дубель по ней, как по ковру, и прошел), но несмотря на все самоотречение Забелиной, Надя Дубель находила все новые поводы для взрывов, срывов и самой строгой муштры. Она дрессировала Забелину, как иной дрессировщик дрессирует слабое, подавленное животное, выходя из себя и распускаясь, то есть, совсем не так, как, к примеру, вел бы себя с тиграми или львами. То она не туда положила мыло, то капнула воду на кухонную стойку, то не так заварила чай и плохо вымыла чашку, то забыла выключить свет в туалете – поводы всегда были ничтожны. В первый же день Забелина робко положила на стол некрупную купюру, но Надя Дубель деньги не взяла, впав прямо-таки в христианский, винственно-человеколюбивый пафос, но это не помешало ей потом ревниво следить за каждой ложкой сахара или растворимого кофе, которые Забелина клала себе в чашку, отслеживать уровень шампуня и стирального порошка, а так как в квартире стоял счетчик воды – не отходить от дверей ванной, когда Забелина принимала душ. Забелина была не очень-то аккуратна и очень рассеянна – поводов отчитать ее у Нади Дубель было предостаточно, так что в свободное от работы время она только этим и занималась, совершенно забросив свою собственную семью.
Бедная же Забелина начала чуть ли не заикаться, перестала спать и решила сократить время проживания у подруги юности, перебравшись к кому-нибудь дальше, по кругу. Но тут ее поджидало жесточайшее разочарование. Все, один за другим, как сговорившись, под разными предлогами и с разными отговорками отказывались ее принять… Забелина была просто в отчаянии. Денег у нее уже не было совершенно, одни долги. Она и мать давно не навещала, ведь каждый раз мать спрашивала, совсем как ребенок – что ты мне принесла? А если ничего не было, начинала плакать и обижаться.
Забелина бросилась к Горовому, но тот сказал, что о каких-либо процентах речь может идти только в следующем году. Он холодно, отчужденно и как-то бессовестно прямо смотрел в лицо Забелиной, прежде такое хорошенькое, а теперь напоминающее морду усталой, старой собаки, так смотрел, будто в этот момент так и думал – была, была хорошенькая, а теперь просто усталая, старая собака, которую никто не пожалеет. От унижения в висках у Забелиной запульсировала кровь… «Подонок! Вот подонок! – думала Забелина. – А ведь и ты за мной ухаживал. Ухаживал, подонок! Все вы за мной ухаживали! Просто я предпочла Сашу из Симферополя! Я так любила Сашу из Симферополя!»
Дома, чтобы как-то успокоиться, Забелина решила простирнуть кофточку, новую, дорогую, купленную в период острых, сумасшедших мечтаний. Тонкая, белоснежная, она ее теперь просто спасала – легко стиралась, быстро сохла и не нуждалась в глажке. Нади Дубель, к счастью, дома не было и Забелина приступила к делу. Вот тут-то и случилось ужасное. Неловкая, расстроенная Забелина каким-то непонятным, случайным движением смахнула с полочки шампунь, крем, но самое главное – пузырек с йодом и тот разбился вдребезги о дно сияющей белизной ванны, забрызгав не только кофточку Забелиной, но и ванну, и ночную рубашку Нади Дубель, и ее халат, и много чего еще. Забелина чуть не лишилась чувств, таким был шок, просто впала в какой-то столбняк. «Все, - думала Забелина. – Это конец. Этого не пережить.» И все стояла и ждала, зажмурившись, – сейчас с ней что-то случится. Инфаркт, инсульт… Или на нее обрушится потолок, или небо упадет на землю. Сейчас… Однако ничего этого не произошло. Минуты шли за минутами, и ее столбнячное состояние перешло в какое-то странное ледяное спокойствие. И тогда Забелина совершила вовсе уже неадекватный поступок. Она взяла кусок хозяйственного мыла, завернула в новое чистое полотенце и с этим свертком под мышкой пошла обратно в Горовой-банк.