- Засранец! Написано, засранец!
Лиходько почти плакал.
- Что ты от меня хочешь? – закричал Валентин Петрович на повышенных тонах. Он схватил Лиходько за плечи (сам был мощнее) и со всей силы встряхнул. – Что ты разнюнился тут? Что я могу?! Что?! Не больше, чем ты!
- Просто, чтобы ты знал! Чтобы кто-то знал! – чуть ли не застонал Лиходько, оправляя китель. – Неужели не видишь? Вон! За-сранец!
- Ты сюда просто не ходи.
- Да я только об этом и думаю! Только и думаю – пойти и посмотреть!
Пока поднимались вверх на лифте, зашло и вышло несколько офицеров. И Валентин Петрович вдруг увидел, что по крайней мере у двоих из них мешковатая форма подчеркивает худобу, а лица оплывшие, несчастные и утомленные.
«Неужели и они? – с ужасом подумал Валентин Петрович. – И они тоже видят в потаенных углах, а может и совсем не потаенных, надписи «засранец», слышал мат и приказания продать, предать, переступить… так ведь это эпидемия, эпидемия!» и бросился почти бегом к остановке, домой, домой, за спасительные, обжитые четыре стены.
В автобусе вдруг кто-то очень внятно сказал ему в самое ухо:
- Засранец!
Валентин Петрович быстро оглянулся – никого не было рядом. Только у окна дремала маленькая, бедно одетая старушка.
- Засранец и придурок! – опять раздалось в ухе.
Дома Валентин Петрович уединился в спальне, закрыл форточку, задернул глухие шторы, лег в постель, на ухо навалил подушку…
- Придурок! – раздалось в ухе, а потом пошел такой мат, какой Валентин Петрович не слышал со времен своей военно-училищной юности.
Когда из спальни донесся непривычный шум, заглянула жена. Валентин Петрович, разметавшись, лежал на скомканной постели, на полу валялись сбитый подушкой стул и сама подушка.
- Какой на хрен противоядерный щит! – взревел Валентин Петрович.
Глаза его были безумны.
Жизнь в семье налаживалась. Римуля пошла на несколько курсов, чтобы закончить их и помогать семье. Роландо никак не входил в ее планы. Но как раз тут он и появился. В белых джинсах, белой летней куртке и с пустым рюкзаком. Одно дело – великолепный Роландо в прекрасной Италии рядом со своим сверкающих мотоциклом – другое, растерянный, нечастный, влюбленный мальчишка в прихожей Тибайдуллина. При этом он громко говорил и отчаянно жестикулировал, чтобы лучше выразить свои чувства. Тибайдуллин, как это уже было однажды с женихом старшей дочери, растерялся и убежал к себе. Римуля же, недолго думая, поместила Роландо в комнату денщика и, что удивительно, он там прижился. Целыми днями Роландо валялся на старом диване, листал «Огоньки» и рассматривал картинки, ждал, когда Римуля вернется со своих курсов. Вот это, собственно, и было основным его занятием. Иногда он выбирался на кухню и помогал матери Римули варить макароны. У матери Римули макароны слипались, а у Роландо – никогда. Скоро к нему вернулось замечательное расположение духа, он все время что-нибудь напевал или насвистывал, так что можно было подумать, что в комнате денщика завелась какая-то птица, может быть канарейка.
Тибайдуллин вернулся на работу. Там оказались вполне нормальные люди, которые понимали, что жизнь у всех пошла такая – то вверх, то вниз, то с горы, то под гору, а то и вообще неизвестно куда. Короче, на работу пошел и даже первые деньги получил, небольшие, но в будущем – постоянные. Отъелся немного, порозовел, но что-то в нем переменилось. И не малое «что-то». Он разлюбил свою квартиру. Если раньше это было для него самое комфортное место в мире, то теперь все было наоборот. По вечерам и выходным он отчаянно томился и просто не знал, куда себя девать. Даже по ночам, бывало, не мог спать, шел на кухню, вздыхал, пил воду и босиком стоял у открытого окна, вдыхая холодный осенний воздух, совсем как когда-то его мать. Жена старалась ему угодить и даже старшая дочь несколько раз приносила собственноручно приготовленное печенье, но от этого дом не стал ему милей .(Надо сказать, Роландо его не раздражал, напротив, Тибайдуллину скорее нравилось, когда тот что-то напевал или насвистывал, внося атмосферу особого, прелестного легкомыслия, которого сам Тибайдуллин был так давно лишен.)
Теперь после работы он повадился ходить в гости, навещал старых друзей, среди них были и Виноградовы с Цыплаковыми. Нельзя сказать, что после трагедии с Горовым-банком они уж так обеднели. Пояса подтянули, это конечно. Но главное, - лишились надежды разбогатеть, так что только и оставалось смириться, что навечно остались они теперь представителями постылого среднего класса. А средние, они и есть средние. Живущие по средствам. То есть, - посредственно.