Ричард пялился на Урсулу, которая позволила Беллу положить ладонь ей на затылок и аккуратно поднести толстый чубук трубки к ее рту. Стоит ли говорить, что у этой процедуры был премерзкий подтекст. Ричард уставился на потрескавшуюся краску плинтуса и толстый слой пыли на абажуре. Снаружи, на улице, собака кричала на лающего пьяного. Густой, сладкий, осязаемый опиумный дым заполнял комнату. Вдыхая его, присутствующие ощущали, как снисходит на них умиротворение — так засыпают беспокойные дети, послушав на ночь сказку.
И тут вломился тот самый неф, что курил на лестнице, влепил Мирнсу зуботычину и был таков. Последствия этого инцидента оказались не столь бурными, как можно было ожидать. Белл вышел из комнаты и разыскал китайца-хозяина, который, в свою очередь, нашел вышибалу — здоровенного мальтийца по имени Винс; некогда ему раскроили надвое и неудачно собрали обратно нос.
Китаец проводил компанию вниз, сквозь анфиладу комнат, утешительно бормоча себе под нос. Белл отвечал: «Ничего, ничего, не важно…», таким тоном, как понял Ричард, чтобы китаец непременно догадался, что важно, и очень, и что надо непременно что-то с этим сделать.
Снаружи уже ждали несколько такси — кто-то, вероятно, вызвал их по мобильному. Компания расселась по машинам. Когда они отъезжали, Ричард заметил давешнего чернокожего — тот был на ступеньках, и Винс, кажется, душил его. Или, может, — мысль втиснулась в мозг Ричарда так же болезненно, как газы при несварении вдавливают живот в ремень, — Винс его трахал, а сонную артерию сдавливал для усиления оргазма.
И снова «Силинк» — на сей раз комната для игры в настольный футбол. Клуб приобрел у педофила — члена… парламента, огромный стол для этой игры. И теперь те, что страстно хотели — и кому не суждено было — стать мачо, гнули свои ограниченные члены, дергали за рычажки и со всей дури лупили по мячу. Пристроившись у стены так, чтобы никому не мешать, Ричард понял, что зажат между двумя парами брюк от дорогих костюмов, обладатели коих — во всех отношениях — физически слились с полустертыми двадцатисантиметровыми бесполыми фигурками, которыми они манипулировали.
Белл тем временем возле барной стойки беседовал с Треллетом, пожилым и одним из самых влиятельных людей из их компании. Треллет был актером-комиком, умудрившимся заработать приличные суммы, исполняя роль неуклюжего добряка — отца семейства в одном бесконечном ситкоме. На самом же деле, всякий раз после окончания съемок очередной серии, выражение лица Треллета магическим образом преображалось, становясь из крайне добродушного ограниченным и злобным. Внешне весьма похожий на карманный вариант Роберта Морли (когда тот играл бандита в старом фильме с Хамфри Богартом «Победи дьявола»), Треллет был таким же распутником, как и Белл, вдобавок откровенным извращенцем.
И вот теперь Ричард не смог удержаться, чтобы не начать прислушиваться к их разговору. И пока он слушал, его нежные уши, покрытые тонкими голубыми прожилками, стали сперва бело-розовыми от стыда, а потом приобрели сердитый густо-розовый оттенок бессильного гнева. Треллет рассказывал два случая из жизни на схожие темы — схожие тем, что этого человека прямо-таки заводило унижать всех, кому выпало несчастье с ним связаться.
Первая история была про юную аристократку-кокаинистку, которую Треллет заставил лизать кафель, себя, его, Треллета, — и только тогда дал лизнуть порошка. Вторая — еще хлеще: целое откровение. Треллет — и это было рассказано с тошнотворным апломбом — как-то содержал любовницу — взрослую женщину, страдающую синдромом Дауна («любовница» в данном случае эвфемизм, скорее речь идет о сексуальном рабстве), в квартирке по ту сторону моста Бэттерсибридж. Треллет, двигая тяжелой челюстью и весь дрожа от восторга, смачно описывал детали домашнего быта и прочих недобровольных «удобств».
Урсула Бентли облокотилась о перила, Венера в блестках, темно-русые волосы точно вторым корсажем обрамляют грудь и плечи. Хорошая штука — опиум; покуришь его, и тебе будет казаться важным только то, что действительно важно. По крайней мере, так думалось Ричарду; он собрался и отчаянным усилием воли заставил себя игнорировать тот факт, что Треллет, мягко говоря, злоупотреблял привилегиями гостя, — «Не поверишь, парень, у нее был такой влажный, такой липкий рот». Ричард поднялся. Миновав игровой стол, он направился к Урсуле, положил недрогнувшую ладонь ей на плечо и сказал: «Пойду-ка я закажу такси. Может, тебе тоже вызвать?»