Дэвид Элмли работал неподалеку от «Сент-Мангос» на Кливленд-стрит. Двадцать лет он занимал свой маленький уютный офис. Вместе с напарником он разрабатывал строительные скобяные изделия — щеколды, ограды, почтовые ящики; сам Элмли специализировался по дверным петлям, спрос на которые был устойчивым с тех пор, как он бросил колледж в начале восьмидесятых. Если бы у него было хоть немного чувства юмора, он бы, вне всяких сомнений, говорил о своем призвании: ломиться в закрытые двери мне ни разу не приходилось. Но он так не говорил, ибо чувства юмора был лишен напрочь. Не обладая особо цепким умом, глубоко погруженный в себя, он был склонен к мрачному и деструктивному абсурдизму.
Дефилируя в сторону Шарлот-стрит во время обеденного перерыва и вдруг оказавшись временно не при деньгах, вместо того чтобы дойти до банкомата, Элмли чаще корректировал русло своего долговязого течения в направлении госпиталя и выбирал опцию задешево поесть в компании Мукти.
Дэвид Элмли был в курсе всего, что касалось детства Шивы Мукти. Они ходили в одну среднюю школу. Обе семьи жили всего в нескольких дверях от Кентонпарк-Кресент. Не то чтобы старшие Элмли и Мукти тесно общались между собой, но Дэвида и Шиву связала дружба, которая, невзирая на разницу в темпераментах друзей, часто распространяется и на старших и в конечном итоге длится всю оставшуюся жизнь.
Дружба началась со взаимной неприязни. Признание этого охарактеризовало бы их как очень честный дуэт, на самом деле, и, возможно, вместо того чтобы ограничивать свои ассоциации, это открытие могло бы спровоцировать своего рода откровенность и переоценку ценностей, что является основой настоящих дружеских отношений. Но между ними не было той степени искренности — скорее много чего, достойного крепких выражений. У Элмли осталась болезненная бережливость единственного ребенка, маменькиного сынка, который отказывался взрослеть. В итоге теперь, в сорок с небольшим, у него сохранились рвение и широко распахнутые глаза на все. Если на горизонте маячило что-то новое, Элмли говорил: О, я возьмусь за это/раздобуду/пойду туда. Но на самом деле он никогда ни за что новое не брался, и весь этот маскарад с очевидной напускной бравадой был лучшим подтверждением его робости и упрямства.
Мукти, который также был поразительным образцом подавленного развития и единственным ребенком в семье, обладал полностью противоположным характером. Прикрываясь поношенным плащом, скроенным из замшелого встречайте-по-одежке и отделанным побитым молью я-это-я, он был одновременно переменчивым и твердым неофитом. Тяготы и лишения детства Мукти наверстал, когда поступил в медицинский колледж, став большим кутилой и законченным бабником. Он даже ухитрился жениться на втором году обучения. Надо ли говорить, что сделал он это без ведома родителей и семейного астролога. Вне каст, вне расовых предрассудков и, по сути, не от мира сего.
Одним ударом он превратил в руины тысячи лет жизни по канонам брахманов. Его приятелям было хорошо известно, что новоявленная миссис Мукти — белокожая блондинка, поскольку она работала уборщицей в том месте, где они жили, но менее ясным было произошедшее с ней в этой связи. В одну из недель Мукти с важным видом прохаживался по коридорам колледжа, демонстрируя всем свою невесту, и вскоре старшие Мукти уже были в курсе всего.
Он был малявкой с непропорциональной, устрашающе широкой грудью, замшевые ботинки и блейзер строгого типа (с гербом Общества садоводов Кентона); а она была тучной и абсолютно дикой, несмотря на прозрачное сари и полное отсутствие познаний в английском. Мукти не вписывались в общепринятый образ смиренных индусов, когда — под влиянием недавно вышедшего документального фильма о Махатме Ганди — они казались нацией послушных владельцев торговых ларьков, ютившихся по углам. Уже неделю спустя эта анемичная Сандра пропала и больше не появлялась. Ходили слухи о ребенке — жертве аборта, усыновленном или, возможно, попавшем на небеса, — но сам Шива ничего об этом не говорил, а приближенные к нему, учитывая, что они находились в этом положении исключительно благодаря физическому соседству, предпочли не рисковать и лишний раз не испытывать его печально знаменитый взрывной характер.