Вильям проходил через холл, как раз когда миссис де Виэ Картер вышла из гостиной.
— Вот ты где! — сказала она. — Я так и знала, что ты ждешь, чтобы попрощаться со мной.
Она было занесла руку, чтобы обнять его, но Вильям отступил и стоял, злобно нахмурившись.
— Очень рада была вас видеть, — напряженно улыбаясь говорила миссис Браун и старалась загородить собою лицо Вильяма, но сдержать миссис де Виэ Картер было невозможно.
Встречаются люди, которым выражение лица ребенка абсолютно ничего не говорит. Она опять устремилась к Вильяму.
— До свиданья, Вилли, дорогой! Ты не слишком взрослый, чтобы поцеловать меня?
У миссис Браун перехватило дыхание.
Взглянув на свирепое лицо Вильяма, дрогнули бы люди и покрепче, чем миссис де Виэ Картер, но она только улыбнулась, когда, бросив на нее последний злобный взгляд, он развернулся и вышел.
— Какой славный и какой застенчивый! — проворковала миссис де Виэ Картер. — Они так милы, когда стесняются.
Вечером о предложении узнал мистер Браун.
— Я как-то не могу представить Вильяма, — медленно сказал он, — в этом клубе «Надежда»; но, конечно, если ты считаешь нужным, пусть идет.
— Понимаешь, — озабоченно сказала миссис Браун, — она придает этому такое значение, и она действительно очаровательна, и, в конце концов, она пользуется влиянием.
Она из Рэндоллов, ты знаешь. И было бы глупо обидеть ее.
— Вильяму она понравилась?
— Она была с ним ласкова. Во всяком случае, хотела быть, — добавила миссис Браун поспешно, — но ты знаешь, как непросто с Вильямом… и еще он терпеть не может, когда его называют Вилли. Не понимаю почему. В конце концов, так зовут многих людей.
Настал день встречи в клубе «Надежда». Вильям спустился к завтраку со страдальческим выражением на пышущем здоровьем лице. Он сел за стол и, приложив ладонь ко лбу, глухо застонал.
Миссис Браун испуганно вскочила.
— Вильям! Что с тобой?
— Голова! — сказал Вильям слабеющим голосом.
— О дорогой! О бедняжка! Тебе лучше пойти и лечь. О бедняжка!
— Да, я лучше пойду и лягу, — сказал Вильям жалобно. — Только сначала позавтракаю.
— О, я бы тебе не советовала, раз так болит голова.
Вильям посмотрел на яичницу с беконом и проглотил слюну.
— Я думаю, что смогу немножко поесть, мама.
— Нет, я бы не советовала. Тебе станет хуже.
С большой неохотой Вильям ушел в свою комнату.
Миссис Браун после завтрака поднялась к нему.
Нет, ему не стало лучше, но он думает, не прогуляться ли. Да, голова все еще очень болит. Миссис Браун предложила ему воду с солью, это поможет. Нет, он не хочет доставлять ей хлопот. Он думает, что прогулка пойдет ему на пользу.
Потеплее одевшись, он мелкими нетвердыми шажками направился к калитке, провожаемый тревожным материнским взглядом.
Потом он пробрался за рододендровым кустом, растущим около ограды, и влез через окошко в кладовую.
Получасом позже в гостиную вошла возмущенная кухарка, ведя за собой Вильяма.
— Он столько всего уплел, мэм. Вы не поверите. Ветчину, пирог, три холодных сосиски и непочатую банку лимонного желе.
— Вильям! — воскликнула миссис Браун. — О какой головной боли может идти речь, если ты такое вытворяешь.
С головной болью было покончено.
Остаток утра он провел с Генри, Дугласом и Джинджером. Все были членами учрежденного ими тайного общества под названием «Разбойники». Кроме секретности, общество не ставило перед собой никаких особых задач. Вильям был признан его главой и очень этим гордился. Если они узнают, если догадаются! Его бросало то в жар, то в холод при этой мысли. Вдруг они узнают, что он идет туда, или кто-то потом им скажет — ему уже никогда не быть главным. Он пытался узнать их планы на вторую половину дня. Если бы знать, где они будут, можно избежать встречи с ними. Но ничего не удалось выяснить.
Они провели утро в лесу, «охотясь» на кроликов с фокстерьером Чипсом, хозяином которого был Генри, и дворнягой Вильяма Джамблом. Кроликов они не увидели и не услышали, но Джамбл гонялся за бабочками и пчелами и рылся в кротовинах, и его ужалила оса, а Чипе поймал полевую мышь. Так что время не пропало зря.
Вильям, однако, участвовал во всем этом без особого энтузиазма. Он прокручивал в уме то один план, то другой, и все они никуда не годились.