— Конечно, я могу пойти и на вечернюю службу, — говорила она, — но это не то же самое. Утренняя служба совсем иная. Да, пожалуйста, дорогая… и начинки. Да, еще немного индейки. И на вечерней может не быть проповеди викария. А она так много значит. И соуса на картошку, пожалуйста. Это, пожалуй, первое Рождество, когда я пропустила утреннюю службу. Весь день испорчен.
Она устремила на Вильяма взгляд, полный укора. Вильям обладал способностью отразить любой взгляд, но сейчас он был слишком занят, чтобы предаваться каким-то незначительным баталиям. Он был чрезвычайно занят. Его интересовал исключительно рождественский обед, который бывает только раз в году.
— Вильям, — послышался голосок Барбары, — я умею пвавать. А ты?
Он промолчал.
— Ответь своей кузине, Вильям, — сказала миссис Браун.
Он проглотил, потом заговорил жалобно-возмущенно:
— Ты же всегда мне запрещаешь разговаривать с набитым ртом.
— Ты можешь прожевать, а потом ответить.
— Не могу. Потому что я хочу снова взять еду в рот, — твердо сказал Вильям.
— Ах, ах! — произнесла тетя Джейн.
Это был ее обычный вклад в любую беседу.
Он холодно посмотрел в глаза всем трем ужаснувшимся тетушкам и спокойно продолжал есть.
Миссис Браун поспешила сменить тему. Сочетать обязанности матери и гостеприимной хозяйки временами не так-то просто.
После рождественского обеда наступило время отдыха. Все три тетушки уединились. Тетя Люси нашла в библиотеке книгу с проповедями и удалилась с нею в свою спальню.
— Надеюсь, это меня утешит немного, — сказала она, опять с печальным укором взглянув на Вильяма.
Вильям определенно начинал ее недолюбливать.
— Мэм, — часом позже сказала кухарка, — куда-то подевалась мясорубка.
— Мясорубка? — переспросила миссис Браун, прикладывая руку ко лбу.
— Сгинула, мэм. Как же теперь готовить ужин, мэм? Вы велели приготовить все днем, чтобы вечером можно было пойти в церковь. А без мясорубки мне не обойтись.
— Сейчас приду посмотрю.
Они обыскали всю кухню. Потом миссис Браун осенило, и она направилась в комнату младшего сына. Она уже одиннадцать лет была матерью Вильяма и за это время многому научилась.
Он сидел на полу. Около него лежала раскрытая книга «Чем можно заняться мальчику». Вокруг него валялись детали от мясорубки. Лицо его было напряженным и сосредоточенным. Когда вошла миссис Браун, он посмотрел на нее и сказал сокрушенно:
— Странная какая-то мясорубка. Не хватает частей. Она неправильно сделана…
— Знаешь ли ты, — медленно произнесла миссис Браун, — что мы уже полчаса как ищем эту мясорубку?
— Нет, — сказал он, нимало не обеспокоясь, — я не знаю. Я сказал бы тебе, что я ее ремонтирую, если бы ты сказала, что вы ищете ее. Она неисправная, — огорченно продолжал он. — Я ничего не могу из нее сделать. Смотри! В моей книжке рассказывается, «как сделать игрушечный железнодорожный семафор с помощью деталей от мясорубки». Слушай! Тут говорится: «Одолжите у вашей мамы мясорубку…»
— Ты ее одолжил? — спросила миссис Браун.
— Да. Ну, она у меня есть, так?
— Кто тебе ее одолжил?
— Никто мне не одолжил. Я одолжил ее. Я думал, тебе будет интересно увидеть семафор, сделанный из мясорубки.
Всем своим тоном он, казалось, выражал недоумение — как люди могут быть такими непонятливыми.
— А твоя мясорубка плохая. Детали неправильной формы. Я хотел подправить их молотком.
У миссис Браун не было сил продолжать эту дискуссию дальше.
— Отнеси все это на кухню, — сказала она.
На лестнице Вильям наткнулся на тетю Люси с томом проповедей.
— Конечно, читать — это не то, что слушать, Вильям, дорогой. Не то впечатление. Слово написанное не так проникает в сердце, как слово произнесенное, но я не хочу, чтобы ты расстраивался из-за случившегося.
Вильям прошел мимо, будто не слыша ее.
После чая тетя Джейн настояла на том, чтобы немного развлечься.
— Я обожаю, когда дети декламируют, — сказала она. — Я уверена, все они знают какие-нибудь стишки.
Барбара немного застенчиво, но с желанием встала и прочла: