— Даже в Рождество!
Он еще не отошел от молчаливого возмущения, как из церкви вернулась тетя Люси.
— Викарий не читал проповедь, — сообщила она. — По общему мнению, утренняя служба была замечательной. Как я уже говорила, я не хочу, чтобы Вильям укорял себя, но очевидно, что он лишил меня сегодня большой радости.
— Вильям холоший! — сонно пробормотал Джимми из своего угла.
Когда Вильям раздевался перед тем, как улечься спать, взгляд его упал на разукрашенный цветами девиз: «День в делах — счастливый день».
— Все это вранье, — сказал он возмущенно. — Вранье все это.
Затемнение
Вильям мечтал о каске. У всех «разбойников», у всех других знакомых ребят были каски, а у Вильяма нет, и не было денег, чтобы ее купить. Плохонькую можно было купить всего за шесть пенсов в Хэдли, но Вильяму не нужна была плохонькая, да и шести пенсов у него не было. Та, о которой он мечтал, стоила шиллинг и шесть пенсов. Но легче достать Луну, чем такую сумму, говорил он сам себе и с горечью добавлял: «Ишь, размечтался!» Его на месяц лишили карманных денег, чтобы хоть как-то возместить ущерб за тарелки, разбитые им во время жонглерских тренировок. «А как же научиться? — протестовал он, когда ему вынесли такой приговор. — Вы что ж, думаете, жонглеры не тренируются? Думаете, они с самого рождения умеют жонглировать? Конечно, они били и тарелки, и другую посуду, когда тренировались. Неужели не понятно?.. Скажите, как же я смогу стать жонглером, чтобы, когда вырасту, зарабатывать на жизнь, если вы не позволяете мне тренироваться? Вы что, не хотите, чтобы я сам зарабатывал на жизнь, когда вырасту? Вам это дорого встанет, содержать меня, и все потому, что вы не позволили мне тренироваться, чтобы зарабатывать деньги жонглированием…»
Услышав, что отец поворачивает ключ в двери, он почел за лучшее прервать свою аргументацию, вышел в сад, уселся на перевернутую тачку и стал бросать камешки в соседскую кошку, которая недвижно сидела на заборе и смотрела на Вильяма со злобным презрением…
— Во время воздушного налета меня без каски могут в любую минуту убить, — негодуя говорил он кошке, бросая камешки, которые пролетали в футе от нее, — а им на это наплевать!
Вдоволь насладившись жалостью к себе, он принялся обдумывать всевозможные пути и способы. На отца рассчитывать нечего. Отец, по его мнению, самый скаредный человек на свете, ворчащий по поводу счетов за школу, за одежду и цепляющийся за любую возможность лишить Вильяма карманных денег. Мама не такая прижимистая, но она только что лишилась половины тарелок из столового сервиза, и теперь к ней было не подступиться. Этель? Этель в своей сногсшибательной форме Добровольческого подразделения, которая шла вразрез со всеми требованиями к военной одежде — пилотка утопала в кудряшках, высоченные, не по уставу, каблуки, — каждый день спешила на службу в госпиталь и жила в мире реальных и ожидаемых потерь. Поначалу Вильям заработал несколько пенсов, позволив ей тренироваться на нем с медицинскими шинами, жгутами и бандажами, но эта стадия закончилась, и теперь Этель обучалась более трудным вещам, так что Вильям стал ей уже не помощник. Вдобавок Вильям был у Этель сейчас в немилости из-за того, что взял у нее на время тканый жгут, чтобы приспособить его под индейское головное оперение, и потерял в лесу.
Роберт? То, чем занимался Роберт, всегда интересовало Вильяма, однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что с каской тут ничего не выйдет. Роберт еще не достиг призывного возраста, но во время каникул дежурил в местном Центре противовоздушной обороны. В каске, противогазе он выглядел великолепно и восемь часов дежурства проводил за чтением триллеров или играя в разные игры с другими дежурными.
На этой службе отечеству он прекрасно освоил технику игры в шашки, а также научился нескольким новым пасьянсам. Конечно же, Вильям не раз покушался на каску брата, но Роберт, застав однажды Вильяма в момент, когда тот примеривал ее, пожаловался мистеру Брауну, и теперь Вильяму запретили к ней даже прикасаться.
— Уж и поносить нельзя, попрактиковаться, — с возмущением жаловался он лавровому кусту (кошка, у которой его метание мимо цели вызывало отвращение, уже исчезла). — Нельзя даже попрактиковаться. А что будет, хотелось бы знать, если я останусь один под бомбежкой, а я даже ни разу не надевал ее… Вот будет история… и это он будет виноват…