— Она достала вашу фотографию, — сказал наконец Вильям, — вставила ее в такую круглую штучку и носит на шее, на цепочке.
— Неужели? Это правда?
— А как же! — сказал Вильям, поднимаясь. — Ну, я, пожалуй, пойду. Она заждет увидеться с вами сегодня наедине. До свидания.
Но мистер Морган не ответил. Вильям бодро направился восвояси, а мистер Морган все сидел в кресле, сбитый с толку, глядя прямо перед собой. Потом он облизнул пересохшие губы и простонал: «О Боже!»
Вильям шел и вспоминал увиденное в кино. Здорово там было про художника. Как все перемазались краской! И покатились с лестницы! Вильям громко засмеялся. Но что это маляр делал в самом начале фильма, до того, как начать красить? Он с оскабливал старую краску. В руках у него было что-то вроде горелки и нож, он расплавлял старую краску, а потом соскабливал ножом. А потом начал красить заново. Расплавлять и соскабливать. В реальной жизни Вильям такого не видел, но, вероятно, именно так и следует удалять старую краску. Расплавлять ее огнем, а потом соскабливать. Войдя в дом, он достал из кармана перочинный ножик, задумчиво раскрыл его и поднялся по лестнице.
Мистер Браун пришел домой как раз к обеду.
— Как твоя голова, папа? — участливо спросила Этель.
— Отвратительно! — сказал мистер Браун, устало погружаясь в кресло.
— Может быть, после обеда тебе станет лучше, — сказала миссис Браун. — Он уже готов.
В комнату вошла горничная.
— Мистер Морган, мэм. Он хочет видеть мисс Этель. Я провела его в библиотеку.
— Сейчас? — взорвался мистер Браун. — Какого дьявола он пришел в такое время? Семь часов! Не знает, что в это время обедают? О чем он думает, нанося визиты в обеденное время? Что…
— Этель, дорогая, — прервала его миссис Браун, — пойди узнай, что ему нужно и постарайся от него поскорее отделаться.
Этель вошла в библиотеку, плотно закрыв за собою дверь, чтобы не было слышно громогласных замечаний отца.
Мистер Морган встал, когда появилась Этель. Она заметила некоторую бледность его лица и что он как-то осунулся.
— Э… добрый вечер, мисс Браун.
— Добрый вечер, мистер Морган.
Они молчали, оба ожидая каких-то объяснений. Молчание затянулось. Мистер Морган выглядел совершенно несчастным и смущенно переминался с ноги на ногу. Он кашлянул. Этель посмотрела на часы. Потом:
— На улице дождь, мистер Морган?
— Дождь? Э… нет. Дождя нет.
Молчание.
— Думаю, будет дождь.
— Да, конечно. Э… нет, не похоже.
— Наши дороги становятся ужасными, когда идет дождь.
— Да.
Мистер Морган поднял руку, как бы пытаясь ослабить свой воротничок.
— Почти непроходимыми.
— Да… совсем.
Опять молчание.
В столовой негодование мистера Брауна возрастало.
— Так что же, теперь из-за этого юнца мы весь вечер прождем обеда? Четверть восьмого! Вы знаете, что я не выношу, когда мешают трапезе. Выходит, мое пищеварение должно страдать только потому, что какой-то болван предпочитает наносить визиты в семь часов?
— Тогда мы должны пригласить его к столу, — не зная, как ей быть, сказала миссис Браун. — Право, мы должны.
— Мы не должны, — сказал мистер Браун. — Могу я хоть один день отдохнуть от службы и не быть обязанным с головной болью развлекать всех молодых ослов в округе?
Зазвонил телефон. Мистер Браун обхватил голову руками.
— О…
— Я подойду, дорогой, — поспешно сказала миссис Браун.
Вернулась она обеспокоенная.
— Это миссис Клайв. Она сказала, что Джоан сильно тошнило из-за каких-то ужасных конфет, которые дал ей Вильям. И еще она сказала, что очень огорчена состоянием Вильяма и надеется, что скоро ему станет лучше. Я не совсем поняла, но, похоже, Вильям сказал им, что ему пришлось показаться доктору по поводу легких и что доктор нашел их очень слабыми и велел быть осторожным.
Мистер Браун поднялся и посмотрел на нее.
— Но с какой стати? — медленно произнес он.
— Я не знаю, дорогой, — беспомощно сказала миссис Браун. — Я ничего не знаю.
— Он ненормальный, — убежденно сказал мистер Браун. — Объяснение только одно. Ненормальный.
Они услышали, как открылась и закрылась парадная дверь, и затем появилась Этель. Щеки у нее были пунцовые.
— Ушел, — сказала она. — Мама, это ужасно! Представляешь, к нему домой заявился Вильям и сообщил, что я хочу его видеть сегодня в семь вечера. Я почти не говорила с Вильямом сегодня, значит, не может быть и речи, чтобы он что-то не так понял. И он даже принес с собой какую-то замызганную розу и сказал, будто она от меня. Я просто не знала, куда деваться от стыда. Это было ужасно!