Джасмин слегка нахмурилась: она не могла оставаться равнодушной к страданиям деда, не причастного к происшедшему. Он как-никак уже старик… очень больной старик, и она понимала, что не такое уж непомерное требование с его стороны — собрать вокруг себя родню. Вдруг ему станет хуже? Она закусила губу.
Джасмин искренне хотела повидаться с ним. Но она не собиралась рисковать и снова столкнуться с Кейлом Крейгеном. Или застать там его жену и прочих его родственников.
В груди у нее чуть кольнуло, но Джасмин легко подавила боль.
Все прошло, решительно сказала она себе. Кейл Крейген уже ничего для нее не значит. И, как это ни горько, она для него никогда ничего не значила.
Два дня строчки из письма Лореллы то и дело возникали у нее в памяти. Ее это раздражало. С этим-то еще можно сладить, думала она, но одновременно заострялось внимание на старательно забытом.
Она вдруг с удивлением заметила, что стала на улице разглядывать мужчин… высоких брюнетов. И вспоминать…
Джасмин вспоминала прикосновение гладкой, загорелой кожи Кейла. Его сильные руки, сжимавшие ее. Вкус его губ. Бешеные удары его сердца у нее под пальцами.
А когда в один из вечеров на еженедельном теннисном матче она зазевалась и пропустила мяч только из-за того, что залюбовалась игрой мускулов на длинных ногах мужчины, ее противника, Джасмин решила, что пора взяться за себя.
Это все гормоны, сказала она себе. Дело, наверное, в том, что она перестаралась, отказываясь от физического и эмоционального контакта с мужчинами. Видимо, необходимо что-то менять.
Нельзя судить обо всех мужчинах по одному обманщику. Джасмин знала, что как раз этим и грешит. Но и заглядываться на каждого встречного тоже, пожалуй, чересчур, сказала себе она.
А потом Мэнди сообщила, что тоже заметила эту перемену в Джасмин.
Джасмин познакомилась с Мэнди Паркер, когда переехала в Сидней и поступила на службу в юридическую фирму. Мэнди служила там же юристом. Перестав дичиться друг друга, они крепко подружились. Это Мэнди настояла на том, чтобы Джасмин пришла в их клуб знакомств.
— Бесполезно теперь оценивать физические достоинства Марка, — сострила Мэнди, когда они заняли места, чтобы посмотреть следующий матч. — Марк ведь не заметит твоего к нему внимания.
— Не понимаю, о чем ты, — пробормотала Джасмин, краснея оттого, что попалась.
— Я хочу сказать, что ты уже столько раз отталкивала его. Боюсь, больше он не прибежит, чтобы опять получить отказ.
Джасмин невольно улыбнулась.
— Валяй, не стесняйся, Мэнди. Но если снова вздумаешь заняться сводничеством, то запомни: он мне не подходит. Ясно?
— Поверь, не только тебе. — Мэнди бросила взгляд в сторону Марка Дина и покачала головой. — Правда, жаль? На этакую фигуру любая девушка засмотрится. — Мэнди громко вздохнула. — Ты заметила, как часто такое бывает с этими неотразимыми? Просто блеск, пока не раскроют рот.
Джасмин не удалось сдержать смех.
— Секс не берем… Не слишком ли ты широко обобщаешь?
— Шутишь? Я недоговариваю. Взгляни на моего Пола, вот тебе яркий пример: челюсть Роберта Редфорда, волосы Ричарда Гира, улыбка Тома Круза, а попка — Мэла Гибсона. Но беседовать с ним — все равно что с вон той скамьей. А ведь рано или поздно приходится же с ними беседовать. Ей-Богу, одна тоска.
— Бедный Пол! Как все его предшественники, обречен на то, чтобы попасть в кучу забракованных.
— Ну, пока еще нет. На него пока приятно смотреть. Хотя не стану отрицать: я разборчивая. Как и ты, Джасмин.
Джасмин повела бровями, а Мэнди продолжала:
— Внесу поправку: я почти такая же разборчивая, как ты. Я-то по крайней мере не лишаю их возможности разверзнуть уста и попасть пальцем в небо.
— Не в этом дело, Мэнди. Просто мне кажется, что я еще не готова к каким-либо отношениям, — начала Джасмин. Однажды она вкратце рассказала Мэнди о своем быстротечном и несчастливом романе с Кейлом Крейгеном.
— Пяти лет в скиту вполне достаточно.
— Да, но…
— Наверное, парень был совершенно потрясающим, — спокойно закончила за нее Мэнди.
— Я так считала.
Мэнди снова вздохнула.
— Сказавшая, что жизнь все равно что колючка в заднице, знала, о чем говорит.
Несколько минут они сидели молча. Вдруг Джасмин, неожиданно для себя самой, принялась рассказывать подруге о письме Лореллы.
— Дедушка хочет, чтобы мы приехали в Брисбен на Рождество, — сообщила она.
Мэнди с удивлением обернулась к ней.
— И ты поедешь?
— Ну конечно же, нет. — Джасмин замотала головой. — То есть, с одной стороны, мне хочется повидаться с дедушкой. Но с другой — я совершенно не желаю снова видеть Кейла.
— Это несколько осложняет дело, да? А он там будет? То есть он все еще живет в Брисбене?
— Понятия не имею. Пять лет назад он еще учился. Жил в Трокли, как бы неполный день работал у дедушки и писал диплом. — У Джасмин заныло сердце. Не так уж много светских разговоров было у них. Слишком они были влюблены, слишком острым было их физическое влечение, чтобы еще и разговоры вести.
— Позвони своей дедовой жене и спроси, — подсказала Мэнди, но Джасмин снова замотала головой.
— Не стоит. Все равно вряд ли я смогу туда вернуться.
Мэнди пожала плечами.
— Тебя можно понять. Какой смысл идти на это, если нет необходимости… Хотя жаль… мы бы подвезли тебя. Знаешь, мы с Полом и Марком едем в Нузу — провести Рождество у родителей Пола. Мы с тобой вместе могли бы сбежать, чтобы отметить праздник на знойном тропическом Севере.
Джасмин застонала.
— Только не включай меня в свои планы, пожалуйста. Если тебя пустить в солнечный Квинсленд, дело кончится неприятностями.
— Не беспокойся, Джасмин. Вчера в торговом центре я подошла к доброму Санта-Клаусу, рассказала ему, какими в этом году мы были примерными девочками, и очень вежливо попросила его каждой из нас засунуть в чулок что-нибудь высокое, черноволосое и интересной наружности.
Джасмин расхохоталась. Когда часа два спустя она входила к себе в квартиру, то все еще улыбалась, вспоминая о беспардонности своей подруги. Не успела Джасмин поставить спортивную сумку, как зазвонил телефон.
— Джасмин! — прогромыхал в трубке голос ее матери. Джасмин отстранила на несколько дюймов трубку от уха.
— Да, мама. В чем дело?
— Я весь вечер пыталась дозвониться, — с укором сказала Мойра Макканн.
Джасмин вздохнула.
— Сегодня вторник. Ты же знаешь, я играю в теннис по вторникам.
— Ах да, я забыла. То ты, то Рик… ей-Богу, у меня голова кругом идет.
— Так в чем дело?
— Ты можешь сюда подъехать? — взмолилась мать.
Джасмин посмотрела на часы.
— Уже поздно, а завтра мне рано идти на работу. Ты не могла бы объяснить по телефону, в чем дело?
— Нет. Хотя, пожалуй, объясню. Я хотела сказать тебе, что мы решили принять предложение твоего дедушки. Мы едем в Брисбен повидать его.
— Вы… что? Но…
— Я все обдумала, Джасмин, и считаю, что, если подходить с моральной точки зрения, надо ехать. Препятствий нет: и у тебя, и у Рика отпуска. И, как я сказала Лорелле…
— Ты когда успела поговорить с Лореллой? — в изумлении перебила Джасмин. — Ведь несколько дней назад ты только и твердила, что больше не желаешь с ней знаться. Казалось, тебя на аркане туда не затащить.
— Я звонила ей сегодня вечером, — ровным голосом ответила мать. — Мне хотелось выяснить у нее все насчет билетов на самолет.
— Мама, я не поеду в Брисбен. И не могу понять, зачем ты решила туда ехать. С чего это ты вдруг передумала?
— Ну, я тогда просто разволновалась. Ты знаешь, как это у меня бывает. Это возраст. Я, пожалуй, переборщила, ну, в отношении Лореллы. А теперь, когда остыла, я поняла, что поторопилась с выводами и, наверное, была слишком непреклонной. Поэтому и передумала.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему ты вдруг взяла да передумала? — повторила Джасмин, теряя последнее терпение.